Я резко проснулась.
– Но ведь я и так уже заперла дверь. Как ты смог сюда войти?
Он улыбнулся, и я чертыхнулась про себя, чувствуя, как предательски дрогнуло сердце. Улыбка преобразила все его лицо, совсем как… как солнце. Я нахмурилась, скрестила руки на груди и поглубже закуталась в его рубашку. Сравнение с солнцем было непрошеным, но теперь я уже не могла выбросить его из головы. И от его рыжих волос – растрепанных, как будто он тоже уснул в неположенном месте, – стало только хуже.
– Где ты был? – рявкнула я.
Его улыбка дрогнула.
– Заснул в алтарной. Я… хотел побыть один.
Я нахмурилась, и молчание между нами затянулось. Наконец я спросила:
– Так как ты сюда попал?
– Не ты одна умеешь взламывать замки.
– Неужели? – Мне стало интересно, и я села. – И где же праведный шассер мог обучиться подобному трюку?
– У Архиепископа.
– Ну разумеется, этот осел тот еще лицемер.
Хрупкая близость между нами мгновенно разрушилась. Шассер вскочил на ноги.
– Никогда не отзывайся о нем неуважительно. Точно не в моем присутствии. Он лучший человек из всех, кого я знаю. Самый храбрый. Когда мне было три года, он…
Я тут же перестала его слушать и закатила глаза. Похоже, из-за него это уже стало входить в привычку.
– Слушай, шасс, ты мой муж, поэтому я хочу сказать тебе честно – при первой же возможности я с удовольствием прикончу твоего Архиепископа.
– Он сам убьет тебя прежде, чем ты успеешь шевельнуть хоть пальцем. – В глазах шассера сверкнул фанатичный блеск, и я с вежливым сомнением вскинула бровь. – Я серьезно. Архиепископ – самый опытный лидер в истории шассеров. Он казнил больше ведьм, чем кто-либо из живущих. Его умения легендарны. Он сам – легенда…
– Да он же старикан дряхлый.
– Ты его недооцениваешь.
– Здесь, похоже, это обычное дело. – Я зевнула и отвернулась от него, ерзая в ванной поисках местечка помягче. – Слушай, здорово поболтали, но сейчас мне нужно поспать, а не то завтра утром я буду некрасивая. А мне ведь нужно выглядеть шикарно.
– Зачем? Что будет завтра?
– Я вернусь в театр, – пробормотала я, уже закрывая глаза. – Те отрывки сегодняшнего спектакля, что я застала, были очень занятные.
Снова повисло молчание, и на этот раз оно еще больше затянулось. Я украдкой посмотрела на шассера через плечо. Несколько секунд он возился со свечой, а затем глубоко вдохнул.
– Теперь, когда ты моя жена, лучше всего тебе оставаться в Башне шассеров.
Я резко села, мгновенно забыв про сон.
– А вот мне совсем не кажется, что так будет лучше.
– Люди в театре видели твое лицо… – У меня внутри забилась тревога. – И теперь они знают, что ты моя жена. За тобой будут пристально наблюдать. Все, что ты скажешь, отразится на мне и на всех шассерах. Архиепископ тебе не доверяет. Он считает, лучше тебе оставаться здесь, пока ты не научишься прилично себя вести. – Он сурово посмотрел на меня. – И я с ним согласен.
– Какая досада. А я-то думала, у тебя ума побольше, чем у Архиепископа, – огрызнулась я. – Ты не сможешь запереть меня в этой trou à merde
[12]!
Я бы расхохоталась при виде его потрясенного лица, если б не была так зла.
– Следи за языком. – Он поджал губы и раздул ноздри. – Ты моя жена.
– Да, ты уже упоминал об этом! Жена. А не рабыня и не собственность. Я подписала ту чертову бумажку, чтобы избежать тюрьмы, а не…
– Мы не можем тебе доверять. – Он повысил голос. – Ты преступница. Действуешь необдуманно. Не дай бог тебе вообще раскрыть рот за пределами этой комнаты.
– Гадство! Гнидство! Бл…
– Прекрати! – Он побагровел и, тяжело дыша, попытался взять себя в руки. – Господи, женщина! Как ты можешь так выражаться? Как тебе не стыдно?
– Я здесь не останусь! – выпалила я.
– Ты будешь делать как велено, – сказал как отрезал.
Черта с два. Я открыла рот, собираясь заявить ему именно это, но шассер уже выскочил из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что у меня чуть зубы не задребезжали.
Допрос
Рид
Я проснулся куда раньше жены. Все тело онемело и ныло. Болело после почти бессонной ночи, проведенной на полу. Накануне я спорил сам с собой, убеждал себя, что она сама выбрала в качестве постели неудобную ванну, но и лечь в кровать заставить себя я не смог.
Она ведь была ранена. И могла проснуться среди ночи и передумать.
Нет. Я предложил ей постель, а потому постель полагалась ей.
О своей галантности я пожалел в тот же миг, когда шагнул на площадку для тренировок. По Башне определенно разошлась молва о том, что со мной случилось. Один за другим братья шли на поединок со мной с решительным блеском в глазах. Каждый с нетерпением ждал своей очереди, каждый нападал с несвойственной ему враждебностью.
– Долгая была ночка, а, капитан? – спросил первый противник, зацепив мое плечо.
Второй ухитрился ударить меня в ребра, а потом смерил суровым взглядом.
– Нельзя так, чтоб через три двери от меня спала преступница.
Жан-Люк ухмыльнулся.
– Сомневаюсь, что они этой ночью спали.
– Она нам глотки может вспороть.
– Она якшается с ведьмами.
– Так нельзя.
– Так нечестно.
– Я слыхал, она шлюха.
Последнего я ударил по голове рукоятью меча, и тот растянулся на земле. Затем я широко раскинул руки и медленно обошел круг. Бросая вызов каждому, кто посмеет выйти против меня. Из пореза у меня на лбу текла кровь.
– Кого-то еще не устраивает моя супруга?
Жан-Люк расхохотался. Ему, похоже, больше всего нравилось смотреть, как меня судят и казнят. Пока он сам не вышел на бой.
– Давай, старик, покажи, что ты можешь.
Я был его старше всего на три месяца.
Но даже избитый и измученный, даже старый и дряхлый, я скорее умру, чем уступлю Жану-Люку.
Драка вышла недолгой. Жан-Люк юркий и быстрый, но я сильнее. После хорошего удара он тоже согнулся пополам, схватившись за ребра. Я вытер с рассеченной губы кровь и помог ему встать.
– Нам все же придется разрушить вашу брачную идиллию ненадолго, чтобы допросить твою жену насчет дома Трамбле. Нравится тебе это или нет, братья правы. – Жан-Люк осторожно потрогал шишку под глазом. – Она и впрямь якшается с ведьмами. Архиепископ полагает, что она сможет нас к ним привести.