Это глупо, потому что с тех пор, как начался ее марафон, Аннабель иначе относится к своему телу и еде. Она уже была «в форме», но теперь все отчетливее понимает, что, если хочет быть сильной, ей нужно кормить эту силу. От того, сколько энергии и силы придет, зависит и отдача.
– Сюрприз! – хором кричат Джина, Малкольм и Карл Уолтер, когда Аннабель с дедушкой заходят в зал. Вообще-то, Карл Уолтер просто неловко улыбается. Он не из тех, кто любит громкие представления в ресторанах. Он из породы молчунов – тише воды, ниже травы, – если только не смотрит спортивные матчи по телевизору.
– Сюрприз! – кричат вместе со всеми Энджи Морелли О’Брайен, давняя подруга Джины, и ее муж, Патрик.
– О боже! Ну вы даете, ребята! Тетя Энджи, дядя Пэт! Вас-то как сюда занесло?
– Дочь Анны Лаззарини выходит замуж в Венатчи, и мы решили по пути заскочить на ужин. Мы здесь не остаемся. – Она целует Аннабель в щеку. – С днем рождения, дорогая.
– А мы остаемся, – предупреждает Малкольм.
– Иди сюда, любовь моя. Обними меня, – говорит Джина. – С восемнадцатилетием, детка.
– Мама! Я так рада всех вас видеть, ребята. Такой долгий путь, и все ради меня! В каком смысле вы остаетесь?
– Думаешь, мы пропустим твой день рождения? Мы остаемся на ночь! Забронировали пару номеров в мотеле «Слипи инн»
[42]. Мы подумали, что тебе захочется хоть разок поспать на настоящей кровати. Гулять – так гулять.
– Мне не нужна настоящая кровать. У меня есть настоящая кровать, – возражает дедушка Эд. – И деньги не растут на деревьях.
– Ты мне это уже говорил, – парирует Джина. – Тебе я комнату не бронировала, доволен? Я услышала тебя четко и ясно. Ты – скряга, папаша.
– Я не скряга, я домовитый. – Вообще-то, дед скуповат. Он таскает домой пакетики кетчупа из фастфуда и тырит баночки с джемом со столиков в ресторанах.
– Посмотрите, сколько здесь всего вкусного! – Энджи Морелли О’Брайен вручает Джине и дедушке Эду меню, чтобы заткнуть эту парочку.
– Как насчет пива? – интересуется Патрик О’Брайен.
– Пиво? С какой семьей ты породнился, О’Брайен? Vino, vino!
[43] – Дедушка Эд снова при полном параде. И благоухает как после взрыва на парфюмерной фабрике Acqua di Parma.
– Мама и Карл платят за свою комнату, а GoFundMe оплачивает нашу, – говорит Малкольм Аннабель.
– Вау, это потрясающе, Малк.
На ужин подают стейк и запеченный картофель в мешочках из фольги. Кукуруза блестит и сочится сливочным маслом, салаты приготовлены из листьев «айсберг» и помидоров. Вручены подарки: кроссовки и комплект влаговпитывающих рубашек от тети Энджи и дяди Пэта, новый гидратационный пояс от мамы, солнцезащитные очки и крем с SPF 45 от Карла Уолтера, стопка носков от дедушки Эда и коробка с энергетическими батончиками PowerBars, пастилками Clif Shot Bloks и драже Cytomax Energy Drops от Малкольма. Три тюбика Body Glide от Зака и Оливии.
– Подожди, – говорит мама.
Еще один подарок. Аннабель открывает маленькую коробочку. Это ее собственный медальон со святым Христофором – защитником путешественников, хранителем от бурь, эпилепсии и зубной боли. Святой Христофор в развевающейся одежде несет на спине ребенка. «Святой Христофор хранит нас» – выгравировано на медальоне, и он действительно прекрасен.
– О, мама. Спасибо тебе. Спасибо всем вам.
Это все, что ей сейчас нужно. Ее семья рядом, а сама она сегодня надрала задницу тропе Железного коня. И, несмотря на страх перед этим днем, она чувствует себя везучей. Очень везучей. Аннабель знает, что об этом никогда нельзя забывать.
* * *
После того как она задувает свечу на большом торте-мороженом, дедушка Эд начинает размахивать руками.
– Сюда, сюда!
Может, дедушка Эд приготовил еще один сюрприз на день рождения? Аннабель пытается разглядеть, кому он машет, но оттуда, где она сидит, не видно. Официанты принимают заказы на десерт, и дядя Пэт расхаживает вокруг стола, настаивая, чтобы никто ни в чем себе не отказывал, потому что это за его счет.
Немолодая женщина с длинной седой косой, в струящемся цыганском платье направляется к их столику, а следом за ней – парень, с виду ровесник Аннабель. Истинный портлендский хиппи: беспорядочная копна каштановых кудрей, пиджак в полоску, явно винтаж из секонд-хенда, завязанный петлей шарф и сумка через плечо.
Вот это сюрприз на день рождения.
Она готова убить дедушку Эда. Как бы хорошо он к ней ни относился с самого ее рождения. Да, это его она приводила в детский сад на день «покажи и расскажи»
[44]. Да, это он надевал бумажную шляпу с тугим эластичным ремешком под подбородком на каждый детский праздник, а на День святого Валентина всегда присылал им конверты с пятью баксами, в каком бы уголке страны ни находился. Но сейчас она готова прибить деда его же мешком с мукой.
Дедушка Эд внезапно становится душой вечеринки. Его щеки пылают румянцем, хотя, возможно, это из-за вина.
– Доун Селеста, прошу любить и жаловать! – провозглашает он, словно объявляя выход на сцену певички из казино Вегаса.
Возможно, от них ждут аплодисментов. Доун вручает Аннабель блюдо с коричными булочками, накрытое полиэтиленовой пленкой. Еще одна порция булочек с корицей! Господи, сколько их нужно человеку, даже если они вкусные? На самом деле вкусные! Не хуже, чем в пекарне, где она раньше работала. Аннабель становится жаль парня, внука, который плетется за бабкой, щеголяющей в платье эпохи Водолея. Он наверняка чувствует себя таким неловким и униженным.
Однако он вовсе не выглядит неловким и униженным. Он расслабленный, как сельский пейзаж, и, черт, что он делает? Протягивает ей что-то и улыбается. Подарок?
– Привет.
– Привет, – отвечает она.
– Я Люк Мессенджер.
– Аннабель.
– Знаю. Я слышал о том, что ты делаешь. Круто. Это тебе.
Это кассета – из тех, что уже не найти, – привязанная шнурком к маленькому кассетному проигрывателю. Плеер можно пристегнуть к поясу. Есть и наушники. Проволока морщинистая, как после многолетнего использования.
Люк усмехается. Черт, черт, черт! Это одна из тех усмешек, что заставляют сердце биться; усмешка, намекающая на общий секрет.
У Малкольма брови ходят ходуном. Его она тоже готова прикончить. Сегодня вечером он получит свое, задушенный собственной подушкой в номере мотеля.