Около Женьки с Павликом тут же оказался какой-то ушлый паренек:
– Чего ищем? Или продаешь чего?
Женька не растерялась, окинула его взглядом и спокойно ответила:
– Брата жду.
– А он что ищет?
– Еду, что же еще.
– Что взамен? – паренек был настолько деловитым, что времени даром не терял. Жене стало не по себе, дернула плечом:
– Шел бы ты своей дорогой.
Так любил отвечать неприятным собеседникам их дворник Петрович, Женька повторила, не задумываясь.
Паренек с изумлением уставился на девчонку, хотя кто знает, девчонка ли это. Все так закутаны, покрыты копотью и исхудали, мужчины в теплых женских платках поверх шапок, валенки у всех огромные, одежда, какая осталась, надета одна поверх другой, только по голосу и можно узнать, кто перед тобой. Но голос обманчив, он хриплый из-за холода.
Чуть посомневавшись, парень решил, что это все же девчонка, иначе не упоминала бы брата, какая старушка станет мальчишке говорить о своем брате?
– Так что меняешь-то? Что у тебя есть? Может, мне надо.
– А у тебя что есть?
– Хлеб, консервы, крупа, сахар…
– Какой ты богатый, а ты не вор?
Парнишка разозлился и отошел, но не просто так, а к милиционеру, принялся что-то тому объяснять. Женя чуть не заплакала, сейчас наговорит гадостей, и их с Павликом заберут в милицию. А Юрка где-то в толпе, он даже не узнает, что их забрали.
Решив, если милиционер потребует пройти в участок, кричать как можно громче, чтобы Юрка услышал и пришел на помощь.
Наверное, так и случилось бы, но из толпы вдруг вынырнул сам Юра, а за ним семья из толстяка, его расфуфыренной жены и девчонки постарше Павлика – некрасивой и неуклюжей.
– Вот, у сестры вещи. Неношеные, не успела надеть ни разу, а братишке пока велики. Жень, покажи шубу.
Косясь на милиционера, Женька развернула шубку. Мех заиграл на солнце, женщина тут же вцепилась в шубу, а девчонка принялась с любопытством разглядывать Павлика.
– Что еще есть?
Женщина постаралась спросить как можно равнодушней, но ей не удалось, было заметно, что от шубы она не откажется, сколько бы та ни стоила.
– Еще вот шапка к шубке.
– А это у тебя что? – сунула нос в третий сверток покупательница.
– Платок.
– Все берем. Виктор, заплати. – Она буквально выхватила вещи из рук у Женьки.
– Эй, сначала заплатите! – возмутилась та.
– Да-да, вот, берите все, – засуетился толстяк, протягивая Юрке сумку с продуктами.
Тот деловито взвесил в руке, словно по весу определяя ценность содержимого, но по всему было видно, что для этих покупателей лишний кусок хлеба не важен, еды хватает.
– Что у вас еще дома есть?
– А что вам надо? На вас шуба есть. – Юрка прекрасно справлялся с ролью менялы. – У нас мама такая же, как вы.
– Умерла? – прищурила глаза дамочка.
– Нет, мы эвакуируемся, с собой не потащишь, вот и продаем.
Последнюю фразу услышал подошедший милиционер. Наверное, это его и успокоило, посмотрел внимательно, но вопросы задавать не стал.
– Хорошо, мы купим. Где вы живете?
Называть адрес вовсе не хотелось, да и покупателям тоже боязно идти куда-то со странными детьми. Договорились встретиться завтра в полдень на этом же месте.
Парнишка со стороны тоже наблюдал за торгом. Женя кивнула на него:
– Смотри, как глазеет. Расспрашивал меня…
Юрка пригляделся:
– Я его знаю, это Федька-второгодник, в каждом классе по два года сидел. Постойте-ка.
О чем он говорил с второгодником, Женька не слышала, но тот с удовольствием принял в дар что-то из сумки и согласно закивал.
– Юр, чего это ты продуктами разбрасываешься?
– Это защита. Он меня тоже узнал. Ладно, холодно сегодня, пойдемте домой скорей. У нас еды навалом. А завтра еще будет.
– Юр, а нам же деньги нужны, надо было за деньги что-то продать, – вдруг вспомнила Женя.
Приятель рассмеялся:
– Все сделано, я вместо одной буханки хлеба деньги у него взял. Они богатые, все барахло продадим, нам ни к чему, на буер с барахлом не возьмут. Завтра я ему портсигар предложу.
В сумке, которую отдал щедрый покупатель, оказалась банка тушенки, банка каши, буханка хлеба, кулек с крупой, конфеты и две шоколадки.
– Живем…
Они могли пройти по Сытнинской до улицы Кингисеппа и по ней выйти на Большую Пушкарскую, но Юрка, который знал на Петроградке каждый двор, решил не делать даже малого крюка и повел Женьку с Павликом мимо сада Калинина…
Нет, их не ограбили, все случилось куда страшней.
Воздушные тревоги уже давно перестали загонять всех в подвалы, на центральных улицах МПВО следило строже, чтобы при артобстреле люди прятались хоть под арки или в парадные, но во дворах все равно сновали. Петроградскую сторону и Васильевский обстреливали не реже, чем центр, больше доставалось только районам рядом с заводами да Международному проспекту, говорили, что там ни одного целого дома.
Надо бы спрятаться, если не в бомбоубежище или щель, то хоть в подъезд войти, чтобы осколками не посекло. Когда перебегали открытое пространство (Женьке пришлось тащить Павлика, словно мешок), она заметила хороший обломок доски. Явно кто-то волок себе, но бросил, испугавшись обстрела.
Юрка тоже заметил и, почти добежав до спасительной крыши над головой, вдруг сунул Женьке в руки сумку:
– Прячьтесь, я сейчас.
Это была глупость, почти бравада, чувствуя себя победителем, Юрка пожелал большего, казалось, сегодня ему удается все, можно и рискнуть.
Перепуганная свистом осколков снарядов, грохотом и плачем Павлика, Женька втолкнула малыша в парадную и без сил прислонилась к стене сама. Юрка возился с доской.
Женьку взяла досада, далась ему эта доска, словно без нее дров не найдут. А если и не найдут, так лучше мебель в печку пустить или вообще померзнуть, чем жизнью рисковать! Сколько можно выковыривать доску из-под снега, опасно же!
Или он… Юрка вел себя странно, он не просто не боялся, а словно улегся отдыхать… Женька в ужасе смотрела на друга, пытаясь понять, шевелится тот или нет. Не думая ни о чем, рванулась к Юрке сама, но ей успела преградить путь какая-то женщина:
– Куда?! Сдурела? Ему уже не поможешь и сама погибнешь.
– К-кому не поможешь?
– Да брату твоему. Чего он отстал?
Она говорила еще что-то, но Женя уже не слышала. Земля ушла из-под ног, а в голове так загрохотало, что всем снарядам вместе не перекрыть. Юрке не поможешь?!