– Нет, у нас деревьев-то нет, да и с птицами беда, – ответил лейтенант. – А что, эти тоже на крепость нападают? Прием.
– Нет, Господь миловал. От этих же ни стены, ни пули не защитят, лазают превосходно даже по самим гладким поверхностям. Пару раз приходилось встречаться, они постепенно на север мигрируют, новые леса занимают. Они единственное, чего боятся – это света, но в леса даже днем соваться не стоит: бьют хвостом прямо из-под земли. Ладно, лейтенант, хватит болтать. Скоро доберемся до Сарманова, там остановимся. Конец связи.
– Леха, ты как? – спросил Азат у товарища, приоткрыв форточку. – Штаны менять не надо?
– Нормально, – кивнул тот и принялся перезаряжать обрез. – Чуток перетрухнул. Вот твари, ненавижу насекомых… Может, вернуться и сжечь деревню к хренам, если они света не переносят?
– Пауки – не насекомые, – ответил Ершов. – А ликвидировать деревню не стоит. Сами же слышали, они в лесах живут, лучше не провоцировать миграцию лишний раз. Тут они особо никого не трогают, а так мало ли, вдруг на север двинут?
– Логично. – Баранов защелкнул стволы обреза и вставил его обратно в проволочные держатели.
– Как фон? – пользуясь случаем, решил спросить у него лейтенант.
– Норма, – ответил тот, бросив взгляд на экранчик прибора. – Чистое место. И чего только тут не живет никто.
– Живут, – усмехнулся Семен. – «Птицееды».
– Чувствуете? – вдруг спросил Шмель, шумно втянув в себя воздух. – Дымом пахнет.
– Точно, – кивнул Баранов. – А я-то понять не могу, что не так. Неужели я куда-то не туда попал и пожар начался?
– Да куда ты там попасть мог, ты же не «бээзами» стрелял, – ответил лейтенант и протянул руку вперед. – Смотрите.
Дым сильно выделялся на фоне хоть и ночного, но относительно чистого неба. Его было совсем немного и практически весь тут же уносило ветром, разогнавшим облака. Пожар это не напоминало.
Башкир вдруг на секунду ощутил себя дома, будто возвращается на выходные в родную деревню и чувствует запах дыма из истопленных печей. Но не успела ностальгия полностью овладеть сознанием Азата, как он понял, насколько прав.
Колонна миновала дорожный указатель с надписью: «Азалаково». Деревья расступились, и оказалось, что дым поднимается из печных труб нескольких бревенчатых изб, типичных для татарских деревень. Но было в этих домах кое-что необычное: они выглядели совершенно целыми. Жилыми.
– Охренеть, – проговорил Леха. – Это что, тут люди живут?
Лейтенант схватился за рацию и утопил тангенту:
– Бельский, ты тоже это видишь? Прием.
– Да, – ответил озадаченный голос. – Жилая деревня. Ничего не понимаю…
– Вы в прошлые разы этого не видели? – уточнил командир группы. – Прием.
– Мы другой дорогой ездили, с севера. – Бельский помедлил секунду и добавил: – Ладно, останавливаемся. Нужно расспросить этих людей, узнать, что здесь происходит.
«УАЗ» прыгал на разбитой асфальтовой дороге, Азат смотрел в окно, не в силах оторвать взгляда от окрестностей. Судя по фундаментам, домов здесь когда-то было гораздо больше, но люди постепенно кучковались, уходили ближе к центру поселения, а ненужные постройки разбирали. Вполне логично: это и стройматериалы, и топливо в крайнем случае.
– Навозом пахнет, – заметил Баранов. – Чувствуете?
И одновременно с его словами где-то громко залаял пес, реагируя на звук моторов. Тут же лай подхватили еще несколько, и через пару минут в деревне надрывалось уже как минимум пять собачьих глоток.
Водитель головной машины остановил ее возле ворот одного из домов, и Шмелю не оставалось ничего, кроме как последовать его примеру. За мутным стеклом был виден тусклый неровный свет, будто в помещении горела керосиновая лампа или что-то подобное. Свечи, может, или лучина?
– Нас точно не глючит? – спросил Азат и на всякий случай потер лицо ладонью. – Может, мы надышались чем-то просто?
– Всех одинаково глючить не может, – резонно возразил Ершов. – К тому же ладно мы окно открыли и надышались, а в той машине что? Она же у них тоже герметизирована.
– Это не глюки, – помотал головой лейтенант. – Но Бельский прав, надо разузнать, что тут происходит. Вся республика мертва, вокруг твари бродят, а эти живут в домах, печки топят, собак держат, даже скрываться не пытаются.
Дверь дома, к которому они подъехали, открылась, и из нее появился сухонький бородатый старик, сжимающий в руках двустволку. На нем были галифе, высокие сапоги, плотная фланелевая рубашка и почему-то тюбетейка.
«Крепостные» вышли из машины, и бойцы «Булата» последовали их примеру. Азат на всякий случай взялся за рукоять и цевье своего автомата. Дедушка, конечно, выглядел совсем не опасным, типичный такой бабай, но он все-таки был вооружен.
– Вы кто такие? – спросил старик на татарском. – Вас сюда никто не звал. Уходите.
– Ты что говоришь? – послышался громкий, по-старушечьи надтреснутый голос, и из-за двери, согнувшись и держась за поясницу, вышла пожилая женщина в шали и телогрейке. – Не видишь, у них автоматы, машины. Сами они какие здоровые? Это же армейцы.
– Что они говорят? – спросил лейтенант, который не понимал местного языка.
– Дед говорит, чтобы мы уходили, а бабка, что мы – военные, – попытался примерно передать смысл диалога Азат.
– Да хоть кто, пятнадцать лет ни слуха, ни духа, только мутанты кругом, а тут эти явились, – продолжал ворчать дедок, но немного поумерив пыл, спросил: – Что, действительно военные?
– Спрашивает, действительно ли военные, – продолжал переводить Азат.
– Да, – кивнул лейтенант, обращаясь к старику. – Мы военные, едем в Бугульму на задание. Хотели бы расспросить про обстановку, если вы тут живете. Кто у вас здесь главный?
– Что? – не понял старик.
– Он, что, по-русски не понимает? – повернулся к башкиру Бельский.
– Вполне возможно, – пожал тот плечами. – Ему на вид лет восемьдесят – если на момент Войны шестьдесят было и он своей деревни не покидал, то может и так. Или просто от старости русский забыл, обычно не с кем здесь разговаривать на нем. Тут же в деревнях все на татарском болтали.
– Вот, блин, сепаратисты, – покачал головой «крепостной». – Переведешь? Ты же татарин вроде?
– Попробую, только я башкир. – Он повернулся к старику и, подбирая в памяти слова, принялся повторять сказанное командиром. – Да, мы военные. Едем на задание в Бугульму, должны уничтожить логово мутантов. Пока ехали сюда, много видели. Хотим расспросить. Кто в деревне староста.
– Я – староста. – Дед убрал ружье, видимо, решив, что провоцировать военных не стоит. Он почесал затылок за тюбетейкой и спросил: – А вы где были-то двадцать лет?
– Другими делами заняты были, бабай, – ответил Азат. – Как вы тут живете? Много вас? Ходите далеко?