Возвращение в Чарлстон - читать онлайн книгу. Автор: Александра Риплей cтр.№ 15

– Сьюзен, ну что вы об этом думаете?

А Сьюзен подумала, что такое платье, наверное, стоит больше денег, чем ее Билли получает за три года, но говорить об этом не следует.

– Я думаю, что моего отсутствия на этом балу никто не заметит, – улыбнулась она. – Ни на одну женщину, кроме вас, никто не будет и смотреть.

Маргарет пробежала через комнату и пылко обняла Сьюзен.

– Я хочу быть там самой хорошенькой, – прошептала она. – И хочу, чтобы другие позеленели от зависти. Это мой самый главный выход в свет, я чувствую себя дебютанткой.

Вместо ответа Сьюзен тоже обняла хрупкую красавицу. Все это было грустно. Маргарет хотела только одного – того, что уже было для нее недоступно: она хотела быть девушкой с еще не определившимся будущим, невинной и окруженной поклонниками. Ее прекрасные дети, ее муж, ее ответственность за них и за многое другое – все это было нереально для Маргарет. Ее мир состоял из бальных платьев, карточек для танцев и блестящих квадратных приглашений оказать честь таким-то и таким-то своим присутствием там-то и там-то в десять часов. Без них она была несчастным ребенком, унылым и потерянным.

И Сьюзен подумала о том ребенке, которого носила под сердцем. «Боже милостивый, – мысленно молилась она, – ниспошли мне мудрость, не дай избаловать мое дитя, как бы я его ни любила. Помоги мне научить его понимать, что в жизни действительно важно».

Этой же ночью, перед тем как отойти ко сну, Сьюзен коротко помолилась и за Маргарет. «Господи, она будет несчастна, когда балы кончатся. Помоги ей, Господи».

Но Сьюзен напрасно беспокоилась. Для Маргарет и Стюарта праздники продолжались и после окончания сезона. Почти каждый день они отправлялись в город на Большую промышленную выставку Южной Каролины, прочих штатов, а также Вест-Индии; эта выставка находилась на месте старинного Уошингтонского ипподрома, бывшего некогда центром общественной жизни города.

Чарлстонские скачки, где плантаторы ставили целые состояния на своих лошадей против фаворитов, вывезенных из Ирландии, Англии и Франции, после Гражданской войны навсегда утратили былую славу. Даже великолепные резные мраморные колонны у входа на ипподром пришлось продать нью-йоркскому миллионеру Августу Белмонту, который строил собственный ипподром на Севере и увез их туда. Для жителей Чарлстона, помнивших довоенные времена, это был печальный день.

Но теперь ипподром переживал второй расцвет: ухоженный парк, искусственное озеро и ряды павильонов, где были выставлены новые изобретения и образцы новейших изделий, знаменовали вступление в новый, двадцатый век – век прогресса. В сумерках щелкал главный выключатель, и толпы посетителей ахали. Каждое здание, каждая тропинка, каждый мост выглядели неузнаваемыми, освещенные главным чудом своего времени – электрическим светом.

Билли и Сьюзен несколько раз сходили на выставку, осмотрели все экспонаты и этим ограничились. Оба не любили толпы.

– Наверное, мы по природе провинциалы, – весело объясняли они.

– А я, наверное, по-прежнему живу в девятнадцатом веке, – откликнулась Генриетта.

Ей оказалось достаточно одного раза. Она предпочитала оставаться в Барони, заниматься хозяйством, вникая во множество мелких подробностей, и проводить счастливые часы со своими внуками. Ее немного беспокоило поведение Стюарта, признавалась она Билли. Стюарт продолжал продавать землю, чтобы оплачивать изысканную одежду, которая требовалась ему и Маргарет, а также комнаты, которые они снимали в отеле, чтобы не ездить каждый вечер домой, дорога в восемь миль их утомляла.

Но земли было так много! К тому же Маргарет следовало беречь силы. Она снова ожидала ребенка, хотя тугой корсет и делал это незаметным для посторонних глаз.

А Энсон едва ли сможет когда-нибудь получать с имения больший доход, чем сейчас. Он и так работает с восхода до заката и каждый вечер сидит в конторе над книгами.

Но в целом, по словам Генриетты, все они жили полной и счастливой жизнью.

Супруги Баррингтон были с ней согласны. Они тоже были домоседами, им доставляли радость дни, которые становились все длиннее, и пышная клумба, которую они разбили позади своего крошечного домика, они с удовольствием строили планы на будущее и обсуждали, как назвать ребенка, который должен был родиться в августе.

– Знаешь, мы очень обыденно и размеренно живем, – сказал однажды Билли.

Сьюзен подняла глаза от шитья.

– Знаю, – сказала она. – А разве это не прекрасно? Через неделю все в их мире перевернулось.

– Джорджия? Ну как может епископ Южной Каролины посылать тебя в Джорджию? Билли, это же другой штат!

– Сьюзен, я знаю, что это другой штат. Не такой уж я невежда. Может быть, неудачник, но не полный невежда.

Сьюзен постаралась утешить его, вернуть ему уверенность в себе. Он же не виноват, что приход Святого Андрея закрывают. Дело не в нем, в Билли, а в двадцатом веке, в прогрессе, в выставке. Именитые чарлстонцы перестали по воскресеньям выезжать за город, они больше не делают пожертвований на церковь, они садятся в трамвай и едут на выставку.

Генриетта сказала Билли почти то же самое, но, в отличие от Сьюзен, обвинила во всем электричество.

– Мне будет не хватать вас обоих, – вздохнула она. – Обещайте, что вы мне напишете.

Сьюзен и Билли обещали.

– И я надеюсь, вы разрешите мне устроить маленький прием до вашего отъезда. У вас здесь гораздо больше друзей, чем вы, наверное, думаете. – Она отняла свои очки у маленького Стюарта, который терпеливо пытался надеть их на пятнистого пса, спящего у камина. – Пожалуйста, подайте мне перекидной календарик с письменного стола. Когда вам нужно быть в Милледжвиле?

– Первого июня.

– Значит, в нашем распоряжении больше месяца. Прекрасно. Мы переедем в лесной дом чуть раньше и там устроим прием. Обстановка будет гораздо непринужденнее.

Что вы скажете насчет двадцатого мая? Это воскресенье. Билли, во время вашей последней проповеди церковь будет битком набита. Все приглашенные будут знать, что если они пропустят проповедь, то не получат у меня ни еды, ни питья.

Сьюзен фыркнула:

– Давайте пригласим епископа.

Генриетта захлопала в ладоши:

– Превосходно. Я напишу его жене сегодня же вечером. И мы прекрасно проведем время.

Но судьба распорядилась иначе. Едва Генриетта взялась за письмо супруге его преосвященства, как в комнату вошла Занзи.

– Малышка, она очень плохая, миз Трэдд.

Генриетта отложила перо. Обоим детям сделали прививки три дня назад, и Пегги, обычно такая спокойная, стала после этого сильно капризничать. Маленький Стюарт жаловался, потому что ему нельзя было чесать руку на месте прививки, но Пегги была слишком крошечной, чтобы объяснить, что ее беспокоит.