Только этот страх так легко развеять.
– Моя маленькая королева, у меня действительно есть больше, чем возможно. Но если ты хочешь доставить мне радость, то… – ну-ка, девочка, что ты хочешь? да, все девочки хотят одного. А что тебе больше всего к лицу? – принеси мне пригоршню солнечных лучей и кромку весеннего льда. Для меня будет большой радостью сделать тебе корону. Поверь, сейчас Сархад Коварный не лжет.
Не лгу.
Странно. Непривычно. Приятно.
Кромка весны: Араун
Иные народы придумывают, что злая волшебница Зима запирает прекрасную богиню расцвета в своей ледяной крепости – только вот весной тает темница, и…
…и странно оказаться внутри этой людской сказки.
Близится весна – и темница тает. Темница Коварного открыта. Теперь в нее может войти любой.
Пока об этом знают немногие. Пока.
Я слишком хорошо помню тот разговор с Мирддином. Сархад еще был на свободе, но Морвран уже обменял своего Вледига на прощение собственных преступлений. Было мерзко иметь дело с Морским Вороном, было гадко соглашаться на условия предателя, но он знал и мы знали: иначе не остановить Сархада. Только тот, кто звался его лучшим другом, может открыть нам, как победить Коварного.
Мне не забыть ужас тех дней: обрушившуюся силу ан-дубно, гибель Ху Кадарна, который закрыл всех нас собой, а теперь еще и ожидаемую победу над Сархадом. Победу, которой я боялся больше поражения.
Я не сомневался: Рианнон, вняв советам Морврана, сможет его одолеть, у Мирддина найдутся заклятия, которые его скуют… только вот тюремщиком быть – мне.
И – кто придет освобождать Коварного?! С какой силой они явятся? Каких козней ждать?!
Свой страх я обрушил на Мирддина. А он – засмеялся. Сказал: «легко одолеть великих». И наложил на темницу Сархада заклятье: любой, кто хоть раз слышал имя Коварного, не найдет туда пути.
Просто и безупречно, как и всё, что делал Мирддин.
Так что произошло сегодня? Случайность?
Малышка Эссилт сняла заклятие, неодолимое для величайших из воинов. Она смахнула его, как паутинку.
Бояться ли мне теперь? Пришло время страха? Или – ушло в прошлое?
Соратники Сархада рассеяны. Иные побеждены, иные служат могучим властителям. Никто не спешит освобождать своего вождя.
Темница Сархада распахнута, и до этого никому нет дела.
Поистине, прошлое умерло.
Лед вражды растаял, и в наш мир идет весна.
Хотел бы я увидеть лето.
* * *
На этот раз он не стал принимать волчий облик. Он шел к ней так, как обыкновенно ходил на охоту, разве что оружия при нем не было.
Весна была близка. Еще стояли холода, еще мели метели и вьюги выли на все голоса, перекликаясь друг с другом, – и всё же в мире что-то неуловимо изменилось. Он знал это, хотя и не нашел бы слов, чтобы объяснить.
Седой и не собирался пытаться выразить это словами. Он просто знал: она ждет. Она уже не спит.
Нетерпение гнало Волка вперед, с быстрого шага он перешел на бег, мчась босиком по глубоким сугробам. На нем был только килт, но желание жгло Охотника горячее жары и беспощаднее самых лютых морозов. Словно камень, выпущенный из пращи, он летел к ней.
Она стояла, облаченная в белые меха. Она протянула к нему руки и успела сказать лишь: «Мой Серебряный, я так ждала тебя». Он сжал ее в объятьях, жадно припал губами к губам, а потом повалил – прямо в мягкие, пушистые снега.
– Мой Зверь… – простонала она в восторге.
И Седой – сорвался. Его облик сменился сам собой: огромный белый волк зарычал от вожделения, утоляемого и неутолимого, она запустила руки в его густую шерсть, едва сдерживая крик боли и наслаждения; он содрогался на ней, а ее руки, властные и требовательные, ласкали его, приказывая: еще, еще!
Они оба устали не скоро…
…Седой бережно провел ладонью по ее лицу:
– Я так истосковался по тебе…
Она улыбнулась:
– Я тоже. Как твоя охота?
– Лучше, чем обычно… – Седой медленно гладил ее плечи, груди, – у меня в Стае еще один человек…
– Мертвый?
– Живой, – торжествующе усмехнулся Вожак. Разговор, еще мгновение назад безразличный, превратился в возможность похвастаться. – Отличный щенок: на его страх сбегаются твари со всего ан-дубно, так что нам вовсе не приходится их выслеживать. А этот мальчишка прекрасно умеет преодолевать свой страх, да к тому же неплохо стреляет…
Она слушала очень внимательно. Гораздо внимательнее, чем обычно слушают о делах своего возлюбленного.
– И он – человек? – она недоверчиво нахмурилась.
– Внук Рианнон, но от Там Лина… – Седой, медленно остывающий от любовных ласк, не заметил напряжения в ее голосе. – Ты же помнишь эту историю… он скорее человек, чем наш.
– Понимаю… – она медленно провела пальцем по его груди. Седой ответил ей блаженной улыбкой:
– Этой весной будет большая охота. На его страх всякой мерзости слетится… у-у-у, как стервятников на падаль.
– Ты рад этому? – проворковала она, гладя губами его щеки.
– Во всяком случае, – его ласки становились жарче и решительнее, – нам не придется рыскать по всем недрам ан-дубно в поисках добычи.
…И им снова стало не до разговоров.
… – Мой Неистовый, – шептала она, целуя его лицо, шею, плечи, – мой милый… Сколько бы их ни было у меня, ты лучше всех…
Седой отстранился, приподнялся на локте:
– Решила забрать у меня этого щенка? Будь осторожна: если что – Рианнон не простит.
Она улыбнулась – холодной властной улыбкой королевы:
– Сначала мне надо увидеть его. До Бельтана он всё равно будет служить тебе живой приманкой. А в Бельтан – поглядим, на что он может сгодиться.
Когда она вот так улыбалась, от нее было очень легко уходить. А уйти было необходимо.
Седой начал заворачиваться в белый килт:
– Прошу тебя, будь осторожна. Ссора между тобой и Рианнон – пожалуй, это единственное, что может вызвать страх – у меня. Истории с Пуйлом нам хватило на несколько веков, хотя, по мне, скорее ты вправе обижаться на Рианнон, чем она на тебя.
Она тоже встала:
– Я еще ничего не решила, любимый. И я не поссорюсь с Рианнон, обещаю.
– Хорошо, – он кивнул и невольно улыбнулся, взглянув на землю: там, где они только что сплетались в любовном безумии, не осталось и следа пышных сугробов, зато уже распрямляли свои стебли первые весенние цветы.
Она обвила руками его шею: