— Каким это образом вы породнились с князем?
— Мой муж — его племянник, — сказала я и посмотрела на Рино, тот не сводил с меня глаз, жадно пожирая взглядом. Казалось, его вообще не волнует, что сейчас решается, будет он жить или нет. В эту самую секунду, потому что я последний свидетель.
— Как интересно, госпожа Виктория, и кто может это подтвердить?
— Пока никто. Но мы вскоре сможем предоставить суду необходимые документы, очень скоро.
— Отсрочек для обвиняемого больше не предусмотрено. Госпожа… эээ… Эйбель. Позвольте, я пока буду называть вас так… или, все же, Рассони? А? Что скажете?
Вам не кажется, что у вас слишком много фамилий или мужей?
— Протестую! — адвокат встал со своего места.
— Протест принят.
— Расскажите нам, как вы познакомились с обвиняемым?
Еще никогда в своей жизни я не чувствовала себя настолько беспомощной. Настолько бесполезной. Я говорила… я рассказывала все, что знала, выворачивая наизнанку всю ту грязь, которая творилась в доме отца. О том, какие издевательства терпели подопытные, и мне всё больше казалось, что мои слова не приносят пользу, они вредят. Я смотрела на безразличные лица судьи и присяжных. Настолько одинаковые, что меня тошнило от одного их вида. Ни одно мое слово не волновало их, и мне стало страшно от осознания, что они уже приняли решение.
— Значит, если я правильно понимаю, вы утверждаете, что ваш отец проводил запрещенные опыты над заключенными, и вы тому свидетель?
— Верно!
— То есть, вы хотите сказать, что обвиняемый, подвергающийся жестоким пыткам, которого содержали в кандалах и в клетке, все же имел с вами сексуальную связь, госпожа Эйбель? А как это возможно физически? Через решетку?
Звякнули цепи, и я вздрогнула. Посмотрела на Рино, встретилась взглядом с его горящими глазами.
— И через решетку тоже.
Обвинитель похотливо усмехнулся и снова осмотрел меня с ног до головы. Я задержала дыхание, стараясь успокоиться.
— Когда вы снова встретились с обвиняемым, вы были замужем, верно?
— Наш брак с Рассони не действителен.
Тот снова усмехнулся.
— Неужели? А какой действителен? Тот, что вы заключили с обвиняемым без свидетелей? Вы были замужем, госпожа Эйбель, и прожили с мужем достаточно много времени. Или вы хотите сказать нам, что за все время брака с Рассони вы не делили с ним постель? Не занимались сексом?
— Да…то есть, нет, — я закрыла глаза, стараясь не сорваться. Не смотреть сейчас на Рино.
— Так да или нет? Вы занимались сексом с господином Рассони?
Он явно получал наслаждение от этих вопросов, а я сжимала руки с такой силой, что ногти вспарывали кожу на ладонях.
— Да, — я стиснула челюсти.
— Госпожа Эйбель, у нас на руках имеются показания свидетелей о том, что вы употребляли красный порошок. Это правда?
— Да, — я начала дрожать мелкой дрожью, бросая взгляды на Влада.
— А как вы его добывали? Кто вам поставлял препарат? Ваши любовники?
— Протестую. Отношения к делу не имеет!
— Имеет, Ваша Честь. Имеет.
— Протест отклоняется. Отвечайте.
Я уже понимала, к чему он клонит, и мне стало нечем дышать.
— Я его покупала.
— За определенные услуги, не так ли?
— А вы, господин Обвинитель, не вы ли предлагали их оплатить?
Глаза обвинителя сверкнули, и он повернулся к Судье.
— Ваша Честь, мы слышим здесь показания женщины, которая свидетельствует против своего отца, вырастившего её, которая изменяла своему мужу, употребляла красный порошок и вступала в беспорядочные отношения с мужчинами за дозу. У меня все, Ваша Честь.
Шатаясь, я пошла на свое место, по щекам катились слезы. Стиснула зубы, чтобы не разрыдаться. Я все испортила. Господи. Я все испортила. Мне не нужно было выходить.
Лязг цепей. Подняла голову и… снова услышала. Не просто лязг, а три одинаковых удара. Снова и снова. С интервалами…
«Я люблю тебя»… Когда — то давно я слышала этот лязг и улыбалась счастливая, или бежала по ступеням вниз, чтобы схватится за прутья решетки, жадно целовать его и шептать.
— Не могу… соскучилась. Люблю тебя, Рино… Мой Ринооо.
* * *
Объявили перерыв, и я пошла в туалет, чтобы сменить повязку на груди. Сдернула и увидела, как сильно разошелся шов. Всхлипнула, открывая сумочку, доставая кусок марли, чтобы приложить к ране. Дверь в уборную открылась, и я увидела Фэй.
— Викки!
Она с упреком посмотрела на меня и отобрала бинт.
— Тебе нельзя было вставать с постели. Как давно это началось?
— Вчера.
Ведьма осмотрела рану, надавила несколько раз вокруг.
— Не пойму, в чем дело. Она затянулась. Я лично убедилась в том, что регенерация прошла полностью. Что же такое? Как ребенок? Шевелится?
— Да. Меньше, чем обычно, но я его чувствую.
— Постарайся подсчитывать, как я тебя учила. Дай, я сама!
Отобрала марлю, аккуратно сложила вчетверо и приложила к ране.
— Ты должна думать о хорошем, Викки. Слышишь? Посмотри на меня.
Я кивнула и обессилено облокотилась на раковину, открутила кран и плеснула воды в лицо.
— Болит?
— Нет.
— Лгунья. Я знаю, что болит. Сейчас дам обезболивающее.
— Нет.
Фэй посмотрела на меня, и я стиснула челюсти, стараясь перетерпеть.
— Навредит малышу. Я потерплю.
* * *
— Всем встать. Обвиняемый, Суд рассмотрел все нюансы вашего дела. Выслушав сторону защиты и обвинения, мы посовещались и вынесли свой вердикт — виновен. Осужденный приговаривается к казни через сожжение на солнце.
В зале раздался ропот, а мне показалось, что я падаю, а, точнее, я почти упала, но Влад удержал меня за плечи. Мне хотелось закричать, но я не могла. Я не верила, что слышу это. Мне казалось, что у меня галлюцинации. Они не могли его приговорить. Не могли. Как же так?
Я посмотрела на Влада, и он отвел взгляд. Нет. Не нужно отворачиваться. Это не может быть конец.
— Приговор обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение немедленно.
Внутри все оборвалось, и я все же закричала так громко, что у меня зазвенело в ушах.
А его уже уводили. Рино смотрел на меня, на то, как я бьюсь в руках Влада, как рвусь к нему, тяну руки и кричу. Я слышала свой собственный вой, он оглушал, от него закладывало уши. Меня раздирало от боли и отчаяния, меня не могли удержать ни король, ни Мстислав. Я вырвалась и бросилась за конвоирами, уводившими Рино. Споткнулась, упала на живот. Кто — то подхватил меня и поднял, а я вырывалась, окончательно обезумев, тянула к нему руки и кричала, как раненое животное. Я сошла с ума. Вырывалась и царапалась. Меня ослепляла дикая боль в груди и в животе, но та боль, что рвала душу, заставляла всеми силами пытаться освободится от рук, сдерживающих меня. Я начала задыхаться, покрываясь ледяными каплями пота.