Осколки безумия - читать онлайн книгу. Автор: Ульяна Соболева cтр.№ 76

— Ты убиваешь себя, — не удержалась, а он засмеялся, облизывая рану, а потом губы и десна. Посмотрел на меня:

— Я и так не живой…хуже не будет. Разве ты не хочешь моей смерти?

Я смотрела на него и понимала, что больше я выдержать не способна. От дикого желания отобрать у него нож и вонзить себе в сердце свело скулы и лишь мысли о детях заставляли держаться из последних сил.

— Что стоим? Иди сюда. Давай заключим сделку… мне хорошо — пакеты с кровью едут к тебе домой. Ну как? Что скажешь?

Он встал с постели и подошел ко мне, медленно сделал круг и остановился напротив. Я вся внутренне сжалась, обхватила плечи руками.

— Можно подумать ты меня боишься. Все хватит ломаться. Я видел тебя голой, я трахал тебя в разных позах и разными способами. Тряхнем стариной и подарим друг другу удовольствие. Маленькая цена за такую бесценную сейчас кровь. За нее расплачиваются жизнью, а ты всего лишь раздвинешь ноги.

Он тронул мои волосы, а я стиснула челюсти и сжала руки в кулаки, вспарывая кожу на ладонях. Впервые внутри меня ничего не отозвалось на его прикосновения. Глухо и пусто. Только ненависть к себе и к нему. Пальцы перебирали мои локоны, потом он провел по моей скуле, по нижней губе.

— Все еще самая красивая из всех женщин побывавших в моей постели…да и не удивительно другая бы не стала моей женой.

— В твоей постели побывало столько, что будь ты человеком уже сдох бы от СПИДа или другой дряни. Твоя постель резиновая. В нее влезет еще столько же.

Я закрыла глаза, чувствуя, как по щеке опять скатилась слеза. Мне казалось я грязная. От его прикосновений. Его руки по локоть в крови. И если он возьмет меня сейчас, мы оба никогда не отмоемся от этой грязи.

— Плачешь…зачем? Можно подумать я лишаю тебя девственности.

Резко повернул к себе и взял за подбородок.

— Помнится мне, когда ты отдавалась мне в первый раз, ты не плакала. Раздевайся.

Я дышала все тяжелее и тяжелее, сердце билось так сильно, что грудь сдавило железным обручем. Я собрала всю волю в кулак и процедила:

— Да пошел ты! Меня от тебя тошнит! Лучше трахаться с твоими охранниками, чем с тобой!

— Отличная идея, — усмехнулся, а в глазах появился сухой блеск, — почему не воспользовалась? Могла бы уже быть на свободе.

— Не думала, что ты опустился так низко…хранила верность. Зря хранила. Нужно было отдаться им прямо на полу в том подвале. Они хотели. Уверенна они бы остались довольны и я и правда смогла бы сбежать…Когда то ты говорил, что я хороша в постели.

Ударил наотмашь, так что в голове зазвенело, прижала руку к щеке и плюнула ему в лицо кровью. Он медленно вытер щеку, потом схватил меня за волосы и поволок к кровати, швырнул поперек и придавил всем телом, расстегивая ширинку. Я закрыла глаза, уже не сдерживая слез, а он впился в мои губы, зализывая рану. Ядовитые поцелуи, полные горечи и ненависти.

Я вцепилась ему в лицо, и он заломил мне руки над головой.

— Не смей, Ник! Не смей этого делать с нами!

— Не то что? Возненавидишь меня? Ненавидь. Это лучше чем твоя любовь. Давай, раздвинь ноги, помоги мне.

Но я сопротивлялась, не потому что боялась его, просто это был предел, тот предел невозврата за которым умрет наша любовь навсегда.

Больно сжал мою грудь, жадными пальцами, его дыхание участилось, а я просто тихо всхлипывала в бесполезных попытках отбиться от него, от собственного бессилия. Наконец-то Ник справился с моим платьем, раздвинул мне ноги. Посмотрела в его бледное, искаженное похотью и яростью лицо и задохнулась от жалости к нам обоим. Мы на дне, в бездне…опять…Он делает это с нами снова. Насилует меня. Мы идем по второму кругу этого ада и я уже никогда не соберу себя по кусочкам. Я заплакала, громко, навзрыд, закрывая лицо руками, ожидая неминуемого вторжения. Вряд ли мои слезы помогут, он обезумел и ничего его не остановит. Я помню, как это было в прошлый раз. Разве что в его руке нет больше плетки. Но она и не нужна. Я и так истекаю кровью.

— Ты забыл свой кнут, — прохрипела я, глядя ему в глаза, сквозь туман, чувствуя полную опустошенность, — только в этот раз убей, пожалуйста…надеюсь тебе не помешают.

Он замер, зрачки расширились, словно услышал, то что я сказала…или еще что-то помешало, но его пальцы сжимающие мои бедра, медленно разжались

И в этот момент раздался резкий звук, он нарастал из ниоткуда, похожий на вой сирены, на потолке замигала красная лампочка.

— Твою мать!

Ник соскочил с постели, на ходу застегивая ширинку, тут же в комнату ворвались охранники, а я забилась в угол постели, содрогаясь и всхлипывая, задыхаясь от рыданий, разрывающих изнутри, захлебываясь слезами.

— Что происходит, Серафим?

— Проникновение на территорию. Проверяем. Похоже, что ликаны.

Повернулся ко мне, потом снова к Серафиму.

— Спрячь ее. Ты знаешь куда. Отведи в безопасное место. Головой за нее отвечаешь. Понял?

Подошел ко мне, одернул платье, поднял на руки. Это были мгновения, когда внутри все переворачивалось и болело, когда корчилась в последних судорогах моя любовь к нему, умирая. И в этот момент он вытер слезы с моей щеки большим пальцем. Я распахнула глаза и посмотрела на него. На секунду исчез холодный блеск и безразличие, на считанную секунду, но достаточно для того чтобы мое сердце забилось снова. Медленно, как после клинической смерти. Между его бровей пролегла складка и он сжал челюсти, а потом отдал меня Серафиму.

— Хоть волосок упадет с ее головы — сдохнешь, — и добавил уже совсем другим тоном, — наши тебя линчуют. Дочь Воронова это наш шанс на победу.

Шли часы, или минуты, или секунды. Я потеряла счет времени. Просто смотрела в одну точку и раскачивалась из стороны в сторону, как маятник. Меня не покидало ощущение, что это начало конца. Слишком много смерти и боли. Настолько много, что наверное я никогда не смогу этого забыть. Остатки гордости и самоуважения остались где-то на дне всей той грязи, что я видела, и сожаление. Я не смогла его удержать. Он прав. Глупо было рассчитывать, что он станет моим навсегда. Получить эту шаткую уверенность в нашей любви, в том, что мне удалось то, чего никому не удавалось — укротить Николаса Мокану. Какое горькое заблуждение. Его не исправит никто и ни что. Даже дети больше не имеют значения. Ни одной ценности, которая могла бы остановить это безумие. Там снаружи слышались голоса, крики, топот ног, выстрелы. Мне было все равно. Я только думала о детях и Кристине с Габриэлем. О своей семье. Я старалась не думать о Нике. Отключится, но не получалось. Каждая мысль о нем причиняла дикую боль, невыносимую. Нет, это не ревность, не чувство, что меня предали. Это опустошенность и отчаяние. Возможно, меня не поймут. Мне не было больно от того что я видела его с другими женщинами, мне даже не было больно от того что их было настолько много. Можно сказать наоборот, именно количество и стирало рамки моего восприятия. Я не могла назвать это изменой. Это больше чем измена. Полное отчуждение, потеря уважения. Его уважения ко мне, как к матери своих детей. Ревновать к безликим многочисленным любовницам, которые поплатились жизнью за минуты наслаждения в его объятиях — это ниже моего достоинства, скорее я их жалела и в то же время завидовала им. Он не мучил их так долго как меня, не истязал и не убивал их душу. Меня же он выматывал морально, выжимал, ломал, топтал. Но даже не это сводило с ума. Убивало другое — он позволил себе пасть так низко, откуда ему уже не подняться. Нет, не в моих глазах, а в его собственных. Я слишком хорошо его знала. Для меня он по-прежнему оставался моим Ником. Моим мужем. Отцом моих детей и единственным мужчиной. Первым и последним. Я никогда и никого не смогу полюбить так, как люблю его. Это невозможно. Кто хоть раз испытал на себе страсть Николаса Мокану — стал рабом. И нет таких сил, такого лекарства способного излечить от этой болезни. Я наверное конченная мазохистка, но это моя боль, я ее выбрала, я согласилась и я пришла к нему и прихожу снова и снова. Иду за ним как за вечным адским огнем, сгораю, поднимаюсь, и снова иду. Туда, в его тьму. Только вернется ли он в этот раз обратно? Или уже нет дороги назад?