Он обошел вокруг меня, а я закусила губу и едва сдерживалась, чтобы не броситься прочь из спальни. Вместо дикого ужаса я вдруг резко почувствовала как меня, словно паутиной, опутывает его дьявольское обаяние, сексуальный магнетизм, власть этого голоса.
— Ради чего? Например, ради того чтобы ты заняла ее место. Я голодал долгих четыре месяца без ласки, без женского тела, без секса.
Ник остановился позади меня и убрал волосы с моего затылка.
— Вампиры очень чувственные хищники. Для нас физическая близость значит гораздо больше, чем для людей. Это необходимая разрядка. Как и пить кровь. А я люблю совмещать и то и другое. Ты придешь в мою постель, Марианна? Дашь мне прокусить вот эту тонкую венку на твоем горле и пить тебя, когда ты извиваешься подо мной? Вместо нее…
Его пальцы коснулись моего горла и у меня задрожали колени. К ужасу примешивалось странное, мощное чувство дикого возбуждения. То, как он говорил это…его голос. Он проникал под кожу. Я задрожала от презрения к себе и к нему. Еще никогда я не испытывала такого резкого контраста ненависти и безумного желания, вопреки всем доводам рассудка.
— Ну, так как…ты готова на честный обмен? Стать моей сексуальной рабыней вместо той девушки? Или все же твое презрение ко мне сильнее благородных порывов?
Почему то я хотела представить себе как он связывает несчастную, как бьет ее и насилует и содрогнулась…потому что вместо нее я видела себя со связанными руками и закрытыми глазами, и я вдруг поняла, что возбуждаюсь еще больше, представляя как беспомощно извиваюсь в его жестоких руках. Острое запретное удовольствие, порочное и грязное.
— Ну… я жду. Твой выбор. Твои ставки.
— Я согласна…, - выдохнула, содрогаясь всем телом, — отпусти ее.
Внезапно он исчез, точнее я перестала чувствовать его присутствие у себя за спиной. Распахнула глаза — Николас Мокану смеялся, беззвучно. Им овладело дьявольское веселье, он наполнил бокал до краев и залпом осушил, а потом вдруг сказал:
— Мила попросилась домой. Она полгода работала без выходных, чтобы выплатить кредит за квартиру своих родителей. Я отпустил ее вчера вечером. Она вернется в понедельник.
Он сел в кресло и закурил сигару, все еще продолжая смотреть на меня. Напряжение спало и меня начала бить крупной дрожью. Я не знала, что я чувствую, то ли облегчение, то ли сожаление. Но не угрызения совести. Он позволил мне несколько минут окунуться в леденящий ужас. Ему нравился мой страх. Он питался им несколько долгих, как столетия, минут, ему доставило удовольствие заставить меня выбирать. Только за это я ненавидела его. За то что он манипулирует моими эмоциями. И не только моими.
— Ты разочарована? Признайся, что это так. Ведь считать меня чудовищем гораздо приятнее.
Мне хотелось вцепиться в него когтями и рвать на части. Особенно в его глаза, наглые синие глаза, которые мне хотелось выцарапать.
— Кстати, я не нуждаюсь в сексуальной рабыне, тем более, когда она сама этого не хочет. Женщины приползают ко мне на коленях. Но если ты попросишь, я готов передумать.
— Никогда!
Крикнула я и хотела выбежать из комнаты, но он молниеносно преградил мне дорогу.
— Подожди. Разве мне не полагается вознаграждение? Я сдержал слово и отпустил ее.
— Еще до того как я об этом просила. Ты играл со мной в игру, где изначально ты был победителем при любом раскладе. Это низко.
Я взялась за ручку двери.
— Я всегда победитель. В любви и на войне все способы хороши, — сказал он и придавил дверь рукой. Я обернулась:
— Чего ты хочешь, Николас?
— Не так много как ты думаешь — тебя. Я хочу тебя, Марианна.
Его голос звучал хрипло, и я снова почувствовала, как внизу живота завязывается узел из напряжения. «Я хочу тебя, Марианна» прозвучало сильно, словно он хотел сказать «Ты моя и я рано или поздно получу тебя».
— Для меня это слишком много.
— Давай изменим правила.
— Правила, — я презрительно скривилась, — разве в твоих играх есть правила, Николас?
— Назови меня Ником…Николас слишком официально.
— Николас, — упрямо повторила я.
— Хорошо, давай установим правила. Давай, ты первая. Я дам тебе фору. Скрась свое пребывание в этом доме. Все может быть иначе.
— Первое правило — не прикасайся ко мне пока я не позволила, — выпалила я видя как он намеревается прикоснуться к моим волосам. Ник одернул руку.
— Пожалуйста, я не прикасаюсь к тебе. Теперь мое правило — ты будешь сопровождать меня везде, куда я тебя позову.
— Ты перестанешь появляться в моей комнате без стука.
— Договорились, я буду стучаться. Ты будешь принимать мои подарки.
— Хорошо…пока что этого достаточно. Ты ведь не отпустишь меня верно?
— Нет, не отпущу. Это не обсуждается.
— Никогда? — с надеждой спросила я, ведь сейчас этот хищник явно был расслаблен. Он чувствовал себя победителем.
— Никогда, — с улыбкой ответил он.
Я кивнула и взялась за ручку двери.
— Нас пригласили на премьеру Дианы Вольской. Я хочу, чтобы ты пошла со мной, и никто не усомнился в том, что у нас снова все в прядке. Даже наша семья.
— Ты позволишь мне выезжать из дома. Без тебя, — вкрадчиво попросила я.
— С охраной, — согласился он, и я почувствовала, как от облегчения в теле появилась слабость. Только что я отвоевала немного своей территории и это было слишком просто. Господи, как же переменчиво его настроение. Никогда не знаешь чего ожидать.
Наши взгляды встретились, и я поняла, что переменчив не только он, мое собственное настроение и чувства меняются в зависимости от выражения его глаз. Сейчас, когда зрачки Николаса не сверлили меня, не прожигали насквозь, а радужки снова были светло синими я вдруг подумала, что он умеет быть милым…если захочет. Только узнать бы теперь от чего зависят его желания. И на что еще я должна согласиться, чтобы из зверя он вдруг превратился в аристократа? И что может привести к обратному результату. В этом вся проблема. Я никогда этого не узнаю. Потому что эта грань слишком тонка…а я уже давно за гранью…
12 ГЛАВА
За эти несколько дней я немного успокоилась. Словно мое обостренное восприятие и недоверие поблекли. Скорей всего это было связано с теми правилами, которые мне позволили держать Николаса на дистанции. Тогда я так считала. Немного наивно, глупо, но это все что у меня было, и за эти жалкие крохи я цеплялась как утопающий за соломинку. Конечно, все правила соблюдаются пока ОН так решил и позволяет, на этот счет у меня иллюзий не было, но все же, когда на второй день я поняла, что никто больше не входит в мою комнату, что за мной не шастают по пятам ЕГО призраки мне стало легче. Нет, это не было спокойствием, но панический страх уступил место любопытству. Как Ник сказал: «Любопытство один из самых страшных твоих пороков». Наверное он был прав, потому что теперь вместо того чтобы прятаться в спальне Камиллы, я ходила по дому. Я жадно рассматривала комнаты, исследовала темные коридоры, балконы, сад. И такой враждебный, еще вчера, сегодня этот дом уже казался мне красивым и уютным. В нем сочеталось все, что мне нравилось: начиная с интерьера и заканчивая клумбами в саду. В моем вкусе. Возможно, даже я, в прошлой жизни, сама обустраивала этот дом. Библиотека, наполненная книгами, с любовь расставленными на полках в том же порядке как и в доме родителей. Открытки в ящичках, в комнате Самуила. Все они подписаны мной и подарены на самые разные праздники. Точно такие же открытки и в спальне Камиллы. Николас сдержал слово, он не приходил ко мне и не тревожил меня, но я чувствовала его присутствие. Он всегда был рядом. Где? Я не знала, но близко. Первый день меня это напрягало, и когда я обнаружила, вернувшись в спальню, что она вся заставлена шикарными букетами белых роз, первой реакцией было выставить их за дверь, но я сдержалась. Я любила эти цветы, и он знал об этом. На завтрак мне неизменно приносили те блюда, которые я хотела заказать, но не успевала, потому что ОН опережал меня. На следующий день для меня обустроили новую комнату в левом крыле дома. Все было идеально, я даже не смогла ни к чему придраться, словно это я сама обставила ее мебелью и выбрала цвет обоев, штор и даже покрывала на постели. Весь мой гардероб перекочевал сюда. Ник позаботился об этом. Как и том, чтобы мне не приходилось снова и снова входить в его спальню чтобы переодеться. Это все настолько контрастировало с тем образом, который я для себя нарисовала, что поначалу я постоянно ждала подвоха. Но ничего не происходило. Ничего такого, что могло меня насторожить или испугать. Николас не искал со мной встреч, даже случайно, а дом настолько огромен, что если бы я не старалась его избегать, нам бы все равно трудно было встретиться, не назначив свидание. Я успокаивалась. Только одно оставалось неизменным — меня не выпускали за пределы территории.