Дорога постепенно выполаживалась. Наконец, она стала совсем ровной; здесь ее под прямым углом пересекала другая дорога.
— Стой! — прошептал Хорнблауэр Хьюиту, но сам прошел еще пару шагов, прежде чем остановиться. Надо было дать Хьюиту время предупредить остальных — если остановиться слишком резко, идущие сзади могут налететь друг на друга.
Это действительно была вершина. С палубы «Отчаянного» ее видно не было; даже когда шлюп находился далеко отсюда в Ируазе, и даже с грот-брам-стеньги заглянуть сюда было невозможно. Хорошо видна была громада семафора и кусок крыши под ней, но ниже ничего разглядеть не удавалось. Из разговоров с рыбаками Хорнблауэр тоже ничего не выяснил.
— Ждите! — прошептал он и осторожно шагнул вперед, вытянув перед собой руки. Вдруг они коснулись деревянного частокола — это была обычная ограда, никакое не военное заграждение. А вот и ворота, обычные ворота с деревянной щеколдой. Очевидно, семафор особо не охранялся — ограда и ворота были лишь вежливым предупреждением для непрошенных посетителей. Да и незачем было его охранять, здесь, за французскими береговыми батареями.
— Хьюит! Котар!
Они подошли к нему, и все трое принялись вглядываться в темноту.
— Что-нибудь видите?
— Похоже на дом, — прошептал Котар. Двухэтажное здание: на нижнем этаже окна, выше что-то вроде платформы. Видимо, здесь живет обслуживающий персонал. Хорнблауэр осторожно нажал на щеколду, она четко подалась. Раздался какой-то звук, Хорнблауэр напрягся. И тут же успокоился — это прокричал петух. Послышалось хлопанье крыльев. Обслуживающий персонал держит кур, а петух закричал раньше времени. Медлить больше нечего. Хорнблауэр шепотом приказал отряду подойти к воротам. Пора: морские пехотинцы уже должны были пройти полпути до батареи. Он готов был отдать последний приказ, как вдруг замер. В то же мгновение Котар вцепился ему в плечо. Два окошка осветились; несмотря на расширенные зрачки, нападающие ясно увидели весь дом.
— Вперед!
Они побежали — Хорнблауэр, Котар, Хьюит и двое с топорами впереди, четверо с ружьями следом за ними. Дорожка вела прямо к двери. Та была закрыта на деревянную щеколду, которую Хорнблауэр лихорадочно попытался отодвинуть. Дверь не поддавалась — она была заперта изнутри. Когда щеколда заскрипела, из дома послышался испуганный крик. Кричала женщина! Крик был хриплый и громкий, но без сомнения женский. Стоящий рядом с Хорнблауэром матрос размахнулся топором, чтоб ударить в дверь, но тут другой матрос топором разбил окно и прыгнул внутрь, Котар за ним. Женский крик перешел в визг. Дверь распахнулась, и Хорнблауэр ворвался в дом.
Свеча освещала странную сцену. Еще светлее стало, когда Хьюит открыл потайной фонарь и повел лучом по кругу. Большие деревянные балки были установлены под углом в сорок пять градусов, как подпорки у мачты. Рядом помещалась деревенская мебель: стол, стулья, тростниковый коврик на полу, печка. Посреди комнаты стоял Котар со шпагой и пистолетом, в углу визжала женщина. Она была очень толстая, черные волосы торчали спутанным клубком. На ней была одна ночная рубашка, едва прикрывавшая колени. В дальней стене открылась дверь, появился бородатый мужчина, тоже в рубашке, из-под которой торчали волосатые ноги. Женщина по-прежнему визжала, но Котар громко заговорил по-французски, размахивая пистолетом — видимо, незаряженным — и она смолкла, не столько, возможно, из-за котаровых угроз, сколько из чисто женского любопытства. Она пялилась на незванных гостей, для приличия делая вид, что прикрывает руками грудь.
Надо было быстро принимать решение — ее крики могли всех всполошить, да наверняка и всполошили. Вдоль толстого бревна, составлявшего мачту семафора, шла лестница, над ней был люк. Наверху должен располагаться механизм приводящий в движение крылья семафора. Бородатый человек в рубашке, должно быть, телеграфист, вероятно, штатский, и они с женой живут там же, где работают. Удачное устройство платформы позволило им соорудить под ней жилье.
Хорнблауэр пришел сюда, чтоб сжечь семафор, и сожжет, пусть даже это означает разрушить мирное жилище. Его отряд уже собрался в комнате, двое матросов появились из спальни, куда, по-видимому, проникли через другое окно. Хорнблауэру пришлось остановиться и чуть задуматься. Он собирался драться с французскими солдатами, а оказалось, что он уже овладел семафором. И тут еще эта женщина. Но он уже пришел в себя и смог привести в порядок свои мысли.
— Кто с ружьями, выходите наружу, — приказал он. — Встаньте к ограде и сторожите. Котар, поднимитесь наверх. Снесите сюда все сигнальные книги, какие найдете. Вообще, любые бумаги. Быстро — даю вам две минуты. Вот фонарь. Блэк, найдите что-нибудь для этой женщины. Сойдет что-нибудь с кровати. Потом выведите этих двоих и сторожите. Хьюит, вы готовы поджечь?
У Хорнблауэра мелькнула мысль, что парижский «Монитор» поднимет страшный шум по поводу того, как плохо обращались с женщиной распущенные британские моряки, но это неизбежно, как бы они ни деликатничали. Блэк накинул женщине на плечи ветхое одеяло и вытолкнул обоих на улицу. Хьюит остановился и задумался. Ему никогда прежде не приходилось поджигать дома, и он должен был сообразить, как это делается.
— Здесь, — быстро сказал Хорнблауэр, указывая на основание мачты. Вместе с Хьюитом он придвинул к нему мебель и поспешил в спальню, чтобы вытащить мебель и оттуда.
— Принесите тряпки! — крикнул он. Котар спустился по лестнице, одной рукой прижимая стопку книг.
— Поджигайте, — приказал Хорнблауэр. Странно было делать все это так хладнокровно.
— Попробуйте печку, — предложил Котар. Хьюит откинул задвижку на печной дверце, но она была слишком горячей, чтоб за нее взяться. Тогда он стал спиной к стене, ногами уперся в печку и напрягся — печка упала и покатилась, раскидывая уголья по полу. Но Хорнблауэр уже выхватил горсть фальшфейеров из узелка Хьюита — свеча еще горела, и он поджег запалы. Первый запал затрещал, потом фальшфейер рассыпался снопом искр. Сера, селитра и немного пороха — то, что надо. Хорнблауэр сунул горящую гильзу в промасленное тряпье, зажег другую и бросил, зажег еще одну.
Сцена была адская. Странный голубой свет озарил комнату, потом все окутал дым, в ноздри ударил запах горящей серы. Фейерверк трещал, шипел и грохотал. Хорнблауэр все поджигал запалы и разбрасывал гильзы в комнате и в спальне. Хьюит в порыве вдохновения схватил с полу коврик и бросил на горящее промасленное тряпье. Тростник сразу затрещал, рассыпался желтыми искрами.
— Хорошо горит! — сказал Котар.
Языки пламени с горящей циновки лизали деревянные подпорки. На грубой деревянной поверхности тоже заплясали огоньки. Хорнблауэр, Котар и Хьюит смотрели зачарованно. Здесь, на каменистом водразделе, не может быть ни колодца, ни ручья, так что если огонь как следует разгорится, его уже не потушишь. Стена, разделявшая комнату и спальню, уже пылала в двух местах, где Хорнблауэр сунул в щели фальш-фейеры. Вдруг в одном из них огонь полыхнул на два фута вверх, послышался громкий треск, ливнем посыпались искры.
— Идем! — сказал Хорнблауэр.