Застывшее эхо (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Мелихов cтр.№ 64

– Это да, рационального анализа не выдерживают никакие святыни.

Но для меня было новостью, что «ледовое побоище» по случаю назначения Колбина вместо Кунаева превратилось в День независимости.

– Последний вопрос: ты согласен, что национализм – это фашизм?

– Национализм стремится к международному преобладанию по самым разным параметрам, фашизм только по одному – силовому. Фашизм стремится уничтожить сложную структуру прежде всего внутри собственного народа – «навести порядок». А если ты желаешь, чтобы российские автомобили были лучшие в мире – или математики, ты еще не фашист.

– А если я желаю, чтобы российская армия была самая сильная в мире?

– Смотря для чего. Если твоя армия уменьшает в мире роль физической силы, тебя вряд ли можно назвать фашистом.

Пора было наконец успокоиться на чем-нибудь близком, земном, а то, переболтавши, и вовсе не уснешь.

– Ты по науке полставки получал – ваш НИС жив еще?

НИС – для профанов – это научно-исследовательский сектор.

– Не разгоняют пока. Программисты имеют кое-какие заказы, морим крыс, тараканов экологически (и этически) чистым способом – кое-кто верит: ну как же, лаборатория! В университете! Фильтры для воды продаем – с наценкой на наш фирменный знак. Телефоны продаем с автоматическим определителем номера – ну, что у наших научных партнеров теперь есть, все и продаем. Люстры Чижевского…

– А это еще что?

– Специальные люстры, что-то ионизируют… лучше тебе не знать. А то я солидный вид не сумею сохранить. Иногда нас в какой-нибудь банк вызывают: что-то у кого-то здоровье ухудшилось. Нет, говорим, такого быть не должно – а вы пыль вытираете? Ну так чего же вы хотите! А то еще вызывают: смотрите, у нас от вашей люстры потолок потрескался. Ну, значит, работает, – внушительный вид у Вадима неплохо стал получаться.

Когда-то у них в НИСе крутился кристалл в насыщенной жидкости – для лазеров, для инфракрасной оптики, – Cepera по ним и защищался, хотя моя тетя ворчала, что в педагогическом институте лаборатория должна готовить будущих учителей, а не маяться научной дурью.

В отведенной мне комнате на письменном столе валялось несколько рекламных афишек в ростопчинском вкусе:

Я вышел на улицу (по-прежнему Ленина) с ностальгическим предвкушением, и действительно по щеке моей немедленно скатилась слеза: ударило минус тридцать пять с сухим злющим ветерком. Забытое ощущение: с мороза принесли седой топор и прижали тебе к лицу. Инспекционная прогулка сменилась пританцовывающей рысью с попеременным растиранием то одной, то другой щеки. Народ был одет вполне прилично, правда, в сильно китайском духе (в китайском ширпотребе), но порядочно народу вышагивало в дубленках, женщины – в шубах, и казахи ни по одному показателю не уступали русским. Хотя, признаться, мороз никому интеллигентности не прибавляет. Несгибаемые ларечники вовсю торговали всемирной дребеденью, и даже еще более несгибаемые мороженщики и мороженщицы приплясывали через каждые сто метров. У гастрономов топтались тетки над морожеными пельменями, на лотках гремела здоровенная мороженая рыба. Все продавцы были вежливы и даже задушевны. Казашек – по контрасту с воспоминаниями детства – это делало особенно обаятельными: как же я раньше не замечал, до чего это красивый народ? Обменять рубли можно на каждом шагу – хочешь в тенге, хочешь в доллары, хочешь в дойчмарки. На тенгах – Чокан Валиханов, Абай, аль-Фараби в чалме.

Всюду слышится писк бензопил: из прозрачных ледяных блоков, подмачивая, возводят арки и целые павильоны – готовятся к Новому году. Обком – акимат и областной маслихат, продувная площадь звенит от мороза, но – напротив акимата притоптывает валенками русский парнишка-шашлычник. Я бы отведал, но больше полуминуты мне здесь не выстоять.

Ленин тоже стойко шагает к акимату, которому, собственно, он и подарил независимость. Впрочем, улиц Куйбышева, Дзержинского тоже не тронули – опустили почему-то одного только Калинина, покрыв его Алтынсариным. Зато Социалистическую окрестили именем расстрелянного в 37-м секретаря обкома, при котором и состоялся страшный голод начала 30-х – неизменный и абсолютно обоснованный козырь антироссийской пропаганды. Но принцип «Главное – наш» восторжествовал над поверхностным антисоциалистическим началом.

В главном – при мне еще единственном – здании пединститута (пардон, университета) и в самом деле почти одни казахские лица – юные, умные, красивые… Неприятно вспоминать, сколько среди них блатников или «платников» (в сфере духа деньги вроде бы ничего не должны решать), но… Люди, готовые платить за образование, все же не худшая часть общества. Если не желать чего-то заоблачного.

Доска вдохновления – схематичные портреты выдающихся теоретиков права: Перикл, Платон, Юстиниан, Макиавелли, Гоббс, Казыкбек би, Айтеке би, Бахытжан Каратаев, А. Ф. Кони, Абай, представленный изречением: «Злодеяние бесчеловечно. Тот, кто все время норовит сделать людям зло, теряет свою человеческую сущность и превращается в зверя». Я постарался подавить в себе еврейскую иронию. А как еще можно включить казахские авторитеты в общемировую систему?

Рядом с юридическими тузами сияла отличными цветными фотографиями – хоть на выставку «Интерпрессфото» – обширная мозаика, посвященная шестидесятилетию ректора Казыгельдина, академика HAH (Национальной академии наук – я уже успел заметить, что и КГБ успел превратиться в КНБ) и почетного гражданина штата Пенсильвания: на первых пяти фотографиях было запечатлено в разных ракурсах рукопожатие Казыгельдина с губернатором Пенсильвании. И казах, и англосакс – оба были достойны представлять свой народ. Казыгельдин принадлежал к круглолицему типу, но лицо его выражало твердую волю и мягкое достоинство заслуженного успеха. Вот Казыгельдин осматривает библиотеку Кембриджского университета – с прямыми международными связями стало явно полегче. А вот он присутствует на состязаниях на приз Казыгельдина по борьбе казакша-куреш – так, по крайней мере, ее называли, когда мне доводилось в ней участвовать: полагалось держать противника за пояс. Вот Казыгельдин в окружении восхищенных коллег и озабоченных представителей прессы перерезает ленточку в «Казыгельдин-фонд» – это что еще за учреждение? А вот основатель фонда в майке (пышные белые плечи, ноги калачиком, рядом красивая казашка в национальном платье) сидит с хорошеньким внуком на руках на огромном ковре в огромной пустой комнате – совсем такой же, как мы, только взгляд чуть мудрее и тверже.

Я заглянул в ректорат в надежде хоть краешком глаза взглянуть на этого великого человека, но увидел лишь одного из проректоров с секретаршей – оба чрезвычайно любезные: ни тени неотесанности или байства, кажется, с этим пережитком прошлого действительно покончено, по крайней мере, в качестве идеала. И оба красивые – в этом отношении перемены тоже, вероятно, необратимые.

На базаре – здесь его никогда не называли рынком – закованная в валенки и полушубки интернациональная торговая публика теснилась за прилавками с пестрым импортом, совершенно одинаковым от Москвы до самых до окраин. Почему-то бьют в глаза разноцветные пластмассовые снаряды всевозможных химических лимонадов. Но в крытом рынке уже полно отличного мяса, лука, чеснока, и по божеской цене, то есть примерно как у нас. Мед, сметана, творог, подсолнечное масло, развалы винограда, хурмы из Узбекистана, и тоже, в общем, доступной – прежде тут такого не водилось, разве что для знати. Ну а бананов, которых сейчас целые когтистые горы, – тех, я думаю, и первый секретарь здесь не видел.