Застывшее эхо (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Мелихов cтр.№ 30

Знаменитый Хантингтон заходит еще ближе: «Запад завоевал мир не из-за превосходства своих идей, ценностей или религии (в которую было обращено лишь небольшое количество представителей других цивилизаций), но, скорее, превосходством в применении организованного насилия. Жители Запада часто забывают этот факт, жители не-Запада никогда этого не забудут».

Однако не будем предоставлять трибуну врагу. Не следует, в частности, окропляя неприятеля желчью, ссылаться на какие-то общие принципы – они непременно ударят по своим, нужно не произносить вслух, но про себя твердо знать: мои враги виноваты уж тем, что наши интересы расходятся.

Капля четвертая. Путиирастлил Россию. «Она – его, пока у него есть силы (она любит силу) и деньги на водку и побрякушки». Крепко сказано. Но что, в Израиле, в США любят слабых лидеров? Силу не любят только те, кто опасается, что она обратится против них. И я, признаться, не вижу особой разницы между путинской и беспутинской Россией. Люди изменились ровно в той степени, в какой их изменил собственный опыт, повлиять на который ни Путин, ни Шендерович не имели ни малейшей возможности. Люди убедились, что мир, от радостей и гадостей которого они были отделены железным занавесом, а потому могли сочинять о нем любые сказки, гораздо более жесток и циничен, чем им грезилось, – вот они и повзрослели. Кто-то сам сделался жестоким и циничным, а кто-то, наоборот, более идеалистичным, поскольку потребовалось противостоять несравненно более мощным соблазнам. Люди менее интеллигентные были разочарованы меньше, потому что они всегда были ближе к грубым основам жизни и имели меньше возможностей предаваться грезам. А теперь они еще больше сошлись во мнениях с таким светочем европейской цивилизации, как Иоганн Вольфганг фон Гете: лучше несправедливость, чем беспорядок, кто где сидит, пусть там и сидит, сами же они, как никому никогда не служили, так и теперь не служат, а занимаются собственными делами – из того, что они не хотят служить нам, вовсе не следует, что они служат кому-то другому. К начальству любого уровня они не питают ни любви, ни ненависти, поскольку не претендуют на его место, зато либеральным соловьям они верить перестали окончательно. Не из-за «вековых традиций», а из-за собственного опыта, хотя они и раньше чувствовали ту обидную для нашего брата истину, к которой ценой горького опыта пришел Зощенко: мир устроен проще, обиднее и не для интеллигентных людей.

Стоит в глазах немолодой, совершенно местечкового вида еврей на паперти Петрикирхе, где в конце восьмидесятых по вечерам собирались интеллектуалы дискутировать о демократии. Ответ, впрочем, и так был известен: все распустить. Армию, национальные республики… Витии гремели, а седенький еврей искательно заглядывал в глаза то одному, то другому и робко спрашивал: «А не будут друг друга цапать?»

Видно, изучал жизнь он не в беседах с «бомбилами» и не в салонах умников, чья проницательность целиком исчерпывается ироническим выражением лица.

Капля пятая. У Пушкина в «Станционном смотрителе» герой целуется с несовершеннолетней Авдотьей Выриной, – чем не пропаганда педофилии, издевается над российскими законодателями Шендерович. И приводит из Пушкина много чего другого. С подлинным верного. Но если мы решим отменить все законы, под которые подпадают слова и действия Пушкина, то прежде всего не только придется признать законным употребление слова «жид», но и научиться снисходительно относиться к погромам: «В походе, например, придешь в местечко – чем прикажешь заняться? Ведь не все же бить жидов. Поневоле пойдешь в трактир и станешь играть на биллиарде». Нам придется также видеть в евреях пресловутую пятую колонну: «Я и принял его за жида, и неразлучные понятия жида и шпиона произвели во мне обыкновенное действие».

Этого ли желал бы Шендерович? А презрение Пушкина к парламентаризму и свободе слова? «Я не ропщу о том, что отказали боги // Мне в сладкой участи оспоривать налоги // Или мешать царям друг с другом воевать; // И мало горя мне, свободно ли печать // Морочит олухов, иль чуткая цензура // В журнальных замыслах стесняет балагура». Или: «С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую – подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort)… Такова картина Американских штатов, недавно выставленная перед нами…» – нет, кончаю, страшно перечесть.

Еще одна песня еврейского гостя – беседа с главой Ваада Украины Иосифом Зисельсом, обрамляющая его фото на майдане в соседстве с Яценюком и звездно-полосатым флагом (Ваад, если кто не знает, – ассоциация еврейских организаций и общин). Интервьюер Михаил Гольд задает более чем разумный вопрос: «Кстати, именно тем, что евреи всегда "в каждой бочке затычка" и постоянно лезут в "нееврейское" дело, стремясь осчастливить другие народы, сторонники "позитивного нейтралитета" и мотивируют свою аморфную позицию. Мол, хватит нам евреев-революционеров, из-за которых весь народ огребает по полной».

Капля яда все равно подпущена: аморфную позицию… На самом деле эта позиция не только рациональная, но и единственно достойная – не примазываться, не шестерить ради тех, кому ты в лучшем случае безразличен. И реб Иосиф возвращает подачу сторицей: «В XIX веке по Европе прокатилась волна буржуазно-демократических и национально освободительных революций. И во всех евреи принимали участие. Кто из них за это поплатился?» Из них-то, может, и никто, поплатились другие шесть миллионов. Ради возможности помелькать рядом с настоящими лидерами реб Иосиф не желает видеть очевиднейшей правды. «Как была связана активность евреев в социал-демократическом движении с петлюровскими погромами? Никак». Но с чего же тогда начались погромы? Просто бандиты начали убивать наиболее беззащитных. Но почему же они тогда не стали убивать, скажем, обитателей сиротских домов, те были еще более беззащитны? И вообще бандиты убивают не ради удовольствия, но ради грабежа, а есть куча примеров, когда банды вырезали целые местечки, не тронув их имущества, – впрочем, все это шановный пан Зисельс наверняка знает не хуже моего, а отрицает потому, что так ему выгодно: как же можно отказаться от иллюзии, что и ты творишь историю, и мы пахали! «Проблема не в поддержке той или иной власти, но в цивилизационном выборе» – как будто наше место в той или иной цивилизации зависит от нас, а не от ее хозяев: чем дольше ты будешь царапаться у них под дверью, тем больше они будут тебя презирать.

Однако шановный реб Иосиф сочиняет воодушевляющие сказки и от лица хозяев: «На наших глазах рождается миф о том, что украинцы отстояли свою независимость и их ближайшими союзниками в этой борьбе были евреи». Согласен, эта сказка была бы очень выгодна для евреев, но совершенно не понимаю, какую пользу из нее могут извлечь украинцы. Национальные сказки создаются ради собственного, а не чужого возвеличивания, и я совершенно не понимаю, во имя чего украинцы станут делить свой пьедестал с евреями. Общие сказки могут возникать в империях, но не в национальных государствах, которые для того и создаются, чтобы ни с кем не делить свое величие, в национальных государствах победитель получает все. И, случись новый Всемирный потоп, места в ковчеге зарезервирует только для своих. Потому-то чужакам и следует беречь каждый Арарат, где их не трогают, покуда не видят в них прислужников, а то еще и тайных руководителей своих недругов (как будто хоть кто-то может хоть кем-то руководить!). Но я по-прежнему не о прагматике, я о красоте, за которую и ведется борьба. Мне кажется, что с достоинством нести свое одиночество, не пристраиваться к чужому, сколь угодно совершенному строю, где тебя не хотят, и не мстить счастливцам, которым по праву рождения полагается место в строю, пусть даже сколь угодно несовершенном, – мне кажется, что именно это самая красивая если и не позиция, то хотя бы поза – делать вид, что ты выше того, что тебе недоступно. Все лучше амплуа влюбленного свинопаса, изображающего принца.