– Предок имеет право на личную жизнь! – воскликнул Лукулл Аристархович. – Теперь это, правда, называется «секс», но разницы никакой! И предок имеет право на потомство!
– Ишь, до чего договорился! – возмутился Ферапонт Киприанович. – Кто же ему то потомство рожать будет? Я своей бабе не позволю!
Лукулл Аристархович задумался, и тут ему на помощь неожиданно пришел Евсей Карпович.
– А что? Все верно! Родится детеныш, а мы его сразу начнем к труду приучать. Вот и будет разумный…
– Точно! – Лукулл Аристархович взвизгнул и высоко подпрыгнул. – Надо искать ему бабу!
– ГДЕ?!? – не столь спросил, сколь прорычал Ферапонт Киприанович.
– Ну… Водятся же они где-то…
Ещше несколько дней домовые так и сяк поворачивали этот важный вопрос. С бабами его не обсуждали – зачем?
Но бабы не дремали.
* * *
Собственно, связь с окружающим миром идет у домовых исключительно через баб. Домовой дедушка свою работу выполнит – и вздремнуть приляжет, или же идет потолковать с соседом. В плохую погоду заберутся соседи в теплое местечко и сидят себе, грызут сухарики и обсуждают, почему люди в телевизоре иной раз с домового, а иной – совсем крошечные. В хорошую – выходят на свежий воздух, устраиваются под кустом, а то еще можно вылезть на крышу.
Домовихи же не видят разницы между плохой погодой и хорошей – подхватится баба и несется к куме за три или даже за четыре дома. Поэтому домовой знает меньше мелочей, но мыслит основательнее, а домовиха как нахватается всего – так для добротной мысли уже и места в головенке не останется.
Опять же, свахи. Эти вообще весь город знают. Как забежит сваха в дом, исправляя свое ремесло, так тут же бабы ее ловят. Вроде и дела у свахи было на пять минут, вручить родителям жениха роспись приданого да и откланяться, а на два дня застрянет.
Вот так-то заглянула к Степаниде Прокопьевне ведомая сваха Неонила Игнатьевна. Вроде бы на пару слов – но и той паре слов Ферапонт Киприанович мешать не стал, уплелся смотреть телевизор. Когда три дочки на выданье – лучше со свахой не ссориться.
А дня четыре спустя он вернулся домой от соседа Аникея Фролыча, таща взятую напрокат точилку для ножей, и увидел, что дома пусто – ни жены, ни дочек. Очень этим недовольный домовой дедушка пошел на поиски – время, опять же, позднее, мало ли что.
Обходя вокруг дома, он столкнулся с Якушкой и Акимкой. Их Лукьян Пафнутьевич послал искать хозяйку, Матрену Даниловну. Вообще-то подручные подозревали, где она прячется, но решили не выдавать. Евсей Карпович обоим очень нравился. Вот они и слонялись просто так.
Но тут же обнаружился и еще один сосед – сильно обеспокоенный молодой домовой дедушка Ефим Патрикеевич из шестнадцатой квартиры. Он недавно женился и супругу Василису Назаровну от себя ни на минутку не отпускал. Так надо же – и эта как-то улизнула и сгинула!
– Так они же у Таисьи! – вдруг воскликнул Ферапонт Киприанович. – Наши дуры давно уж туда повадились!
– Такого не бывало, чтобы все разом, – вставил Акимка, который иногда сопровождал к предку Ваське Матрену Даниловну.
Пошли к Таисье Федотовне.
И уже на подступах к ее жилищу услышали громкую возню. Опознали даже голоса всех пропавших домових.
– Что это они там затеяли? Аким Варлаамович, ты моложе всех, добеги, взгляни! – велел Ферапонт Киприанович.
Акимка слетал и тут же вернулся, выпучив от изумления глаза.
– Там предок!
– Какой еще предок? Васька, что ли?
– Предок в дырке застрял, они его пихают!
– Так я и знал, что он когда-нибудь из клетки удерет, – сообщил Ферапонт Киприанович. – Дура Таисья упустила, а ловить всем миром приходится!
Но когда мужики, ругаясь, двинулись на помощь женам, обнаружили они на входе в квартиру, где обитала Таисья Федотовна, кое-кого совершенно неожиданного. Во-первых, там был Лукулл Аристархович – а ему, как старому холостяку, с бабами общаться было даже неприятно. Во-вторых, совершенно незнакомый домовой, с красивой коричневой шерсткой и довольно крупного сложения. Шерстка была такова, что даже в области шеи образовала длинные и вьющиеся бакенбарды, а сзади – гривку на манер львиной. Очень позавидовали Якушка с Акимкой этой ухоженной шерстке!
Увидев сердитых соседей, Лукулл Аристархович спрятался за угол, а гость и не шелохнулся.
– А ты кто таков? – сурово спросил Ферапонт Киприанович. – Вроде новоселов в доме нет. Зачем пожаловал?
– Зовусь я Ириней Севастьянович, – отвечал гость. – Прибыл по своему дельцу. И мне за то уплачено.
– Кем это уплачено? – чуть ли не хором спросили местные домовые.
– Домовыми бабушками… – и тут Ириней Севастьяновисч перечислил все женское население дома.
– А коли так – за что уплачено? – не унимался Ферапонт Киприанович.
– За доставку и, ой… как ее…
– За амортизацию, – подсказал Лукулл Аристархович. – Пользование то есть.
– Чего пользование?
И тут Лукулл Аристархович вышел вперед.
– За доставку и амортизацию невестушки нашей драгоценной! – сладким голоском произнес он и даже глазки кверху воздел.
– Какой невесты? Это ты, старый сморчок, жениться вздумал?! – загремел Ферапонт Киприянович. – Акимка, живо за Лукьяном! И до Евсея добеги! Он там со своей Паутиной живмя живет и ведать не ведает, что тут творится!
– Почему вдруг я? Мы для предка невесту сговорили!
– Для Васьки, что ли?
– Не Васька он, а предок, и имеет право на брак!
– Тьфу! – сказал на это Ферапонт Киприанович. – Эй, Степанида Прокопьевна! Вылезай да растолкуй, что тут у вас за свадьба!
– Не могу! – отозвалась супруга. – Невеста застряла! Погоди, пропихнем – выйду!
– Да что за невеста такая? – спросил, заранее радуясь веселью, Ефим Патрикеевич. – Объясни, сделай милость!
Это относилось к гостю, и гость усмехнулся.
– Коли добром просишь, то объясню. Живем мы на Мичуринском проспекте, дом третий, и у нас в двенадцатой квартире в клетке той же породы зверь живет, только самочка, и пришла к нам сваха Неонила Игнатьевна, и мы сговорились на двадцати рублях, мешке гречки и…
– Ахти мне! У баб деньги завелись! – воскликнул Ферапонт Киприанович. – Ахти мне, они хозяев обокрали!
Тут за углом раздались радостные крики.
– Пропихнули, поди, – заметил Ириней Севастьянович. – Сейчас к жениху в клетку заводить будут. Мы ее на ночь только уступили, а то хозяева утром хватятся.
Из-за угла вышла Степанида Прокопьевна.
– Ну, старый, доброе дело мы сделали! Предку угодили!
– Как додумались? – грозно спросил супруг.