Они уже из принципа не желали ничего делать, а только портить и коверкать. Летчики, столкнувшись с этой бедой, сообразили, что проще откупиться, и стали их подкармливать, только бы не безобразничали. Бывшие брауни, которых кто-то додумался звать гремлинами, плодились и размножались на аэродромах, думали, что так будет всегда, но нашлась и на них управа.
После нескольких крупных аварий, когда вместе с самолетами кануло на дно морское немало гремлинов, кто-то умный сообразил обратиться за помощью к магам. Эпоха материализма была на излете, возвращалось время суеверий – вот и нашелся мастер, в одночасье изгнавший с аэродрома гремлинов, как тараканов.
Дальняя родня отказалась помогать потомственным бездельникам, они кинулись осваивать иную технику, кто-то нашел себе уютное местечко, а кто-то оказался безместным. Хуже того – гремлины не сообразили, что летчик будет всеми силами спасать свой самолет, а хозяин автомашины, в которой поселился вредитель, не станет ставить в углу гаража выпивку с закуской, а просто машину продаст и купит новую.
Настали тяжкие времена.
Дармоеды пытались выжить как только могли, и многие эмигрировали обратно в Европу. Но там их с распростертыми объятиями не ждали.
Просочились слухи, что есть-де на востоке земли, где живет простой народ, не шибко ученый, готовый оказать приют и покровительство всякому жулику, объявившему, что у него-де бизнес. Запахло удачей!
Домовые еще не сообразили, какой десант приземлился, но нашлись умные люди и принялись писать об этом статьи в гапзетах и журналах. Таких ненормальных любителей букв, да еще изучающих английский язык, как Тришка, среди городских домовых, пожалуй, больше и не нашлось бы, вот они и блаженствовали в неведении.
Тришка же, сложив два и два, наконец догадался в чем суть, кто такой Олд Расти и почему он оказался в желтой иномарке. Иномарку эту ему стоило бы хоть чуточку поберечь – пока хозяин не сообразит, что к чему, и не начнет откупаться сливками. Но гремлин на радостях испортил все, что подвернулось под шаловливую лапу, и иномарка стала на вечный прикол у хозяйского родственника в деревенском сарае. До лучших времен, понятно, пока найдется олух, согласный взять ее хоть на детали.
Надо сказать, что, пролив слезы на обочине и нажалев себя на сорок лет вперед, Тришка решил действовать сурово. Он уже и тепличному явил всю строгость официального лица – но это случилось скорее с перепугу. Теперь же он был готов двигаться напролом – и даже не верить встречнему-поперечнему, развесив уши, тоже был готов. А это для любителя букв очень трудная обязанность.
– Кам аут, олд феллоу! – еще раз позвал он. – Итс ми, Трифон Орентьевич!
Гремлин отмалчивался. И Тишка прекрасно понимал, в чем дело: разрушитель крепко не поладил со здешними домовыми, увидевшими в нем врага. Только тепличный, состоящий в оппозиции к домовому дедушке и его свите, не выступал против блудного гремлина, да еще Анисья Гордеевна не вовремя принялась его жалеть. И ведь раскусила баба заморского гостя, не способного ни к какому труду! А все равно жалела – впрочем, понимание бабьей души Тришка отложил на потом.
– Кам аут! – рявкнул он. – Айл гив ю ту газл!
Обещание дать пожрать вызвало у гремлина интерес, и он приоткрыл дверцу – хотел увидеть, чего ему это вдруг принесли. Тришка же был наготове – подпрыгнув, вцепился в гремлина, повис на нем, и оба грохнулись наземь. После чего друг от дружки отпрыгнули, и Олд Расти встал в боксерскую стойку. Но Тришка решил соблюсти давние правила вежества.
– Я к тебе с поклоном, – он размашисто поклонился гремлину. – У вас товар, у нас купец! Ай хэв эни бизнес фо ю! Бизнес, слышишь? Бизнес энд ту газл!
* * *
Врун Никишка для того и был нанят автомобильным, чтобы держать обе хозяйские машины в порядке и сопровождать хозяина в поездках, а отнюдь не для того, чтобы совращать дочку подвального.
Выполняя свои обязанности, он два дня спустя отправился за товаром – картофелем, морковкой, помидорами заковыристых сортов из теплицы, свеженькой зеленью.
Но ждали его в деревне сплошные неприятности.
Он подозревал, что обманутый Тришка бродит где-то поблизости, и лишний раз из багажника не высовывался, но ждала его крепкая разборка не с Тришкой, а с Елпидифором Паисьевичем.
А когда пришли к соглашению, когда до отъезда оставалось несколько минут, а хозяин зашел еще за чем-то в дом, машина сама собой тронулась.
– Эй! Эй! – завопил Никишка, карабкаясь из багажника в салон, где ради ящиков были убраны задние сиденья. – Эй!
Он знал, что такое ручник, и хотел, повиснув на нем, остановить машину. Однако был схвачен невесть откуда взявшимся Тришкой.
– Я те дам останавливать! – Тришка облапил врага и заорал: – Форвардс, Олд Расти, форвардс!
– О-кей! – откликнулся откуда-то из мотора гремлин.
Едва не снеся ворота, машина вылетела на шоссе. Тришка бросился на руль, повис, карабкаясь по баранке, как обезьяна, и заставляя ее поворачиваться. Машина сделала размашистый разворот и понеслась прямиком к городу.
– Форвардс, Олд Расти! – вопил Тришка, лягая Никишку изо всех сил.
– Да что ты, умом тронулся?! – взвыл Никишка, наконец схлопотав пяткой по зубам. – Слыханное ли дело – хозяйскую машину угонять?!
– Слыханное, слыханное… – Тришка соскочил на переднее сиденье. – Ну, теперь только прямо да прямо, это я помню. И попробуй пикни! Я ведь тут не один. У меня в моторе знаешь сколько народу сидит?
– В моторе?!
– Ага. Олд Расти, хау а ю?
– Сплендид! – отозвался гремлин.
– Слышал?
– Ага… – потерянно произнес Никишка. – Ну, будет мне…
– Сам виноват, – резонно заметил Тришка. – А теперь давай корми меня. Я из-за тебя мешок с провизией утратил? Утратил! Пошли, я знаю, где ты свои припасы прячешь.
Он столкнул Никишку на пол и сам прыгнул следом. На в щели между стенкой и ящиком оказался не только спичечный коробок с дневным пайком. Там еще лежал сильно недовольный путешествием еж…
– Это что еще такое? – грозно спросил Тришка.
– Что-что! Обратно везти велели! – плаксиво отвечал Никишка. – Его здешнему лешему показали, леший говорит: не мой, да и порченый, везите, откуда взяли! А лешего ослушаться – раскаешься! Елпидифор Паисьич с ребятами его обратно сюда загнал… А я что?… Разве это мой еж?… А они не слушают!..
– Ну и куда повезешь?
– В лес велели!
– Ну, вези! – дозволил Тришка. – Как мы до места доедем – так и вези.
– Да как же я?! – взвыл Никишка.
– А как знаешь. Не моя печаль.
И точно – это лишь домовихам положено святую жалость проявлять, а домовой при нужде может быть очень даже безжалостным. Поэтому Тришка пригрозил врагу, что в случае нытья не ежа, а его самого выкинет на обочине – и иди потом братайся с лешим!