– Значит, ты возвращаешься? Ведь Гесер на датской стороне.
– Возвращаюсь. Но желательно держать эту информацию при себе.
– Ладно, буду держать. Слушай, со мной тут случилось что-то жутко странное, я ничего не понимаю, может, ты поймешь? У тебя есть в Англии приятельница… сейчас, как ее… Эва Томпкинс?
– Нет, я знакома с Крысей Томпкинс. А что?
– А ты уверена?
Я поразмыслила. Фамилия совпадает, и не исключено, что у моей Крыси имеется второе имя, Эва.
– Могу спросить, нет ли у нее второго имени. Но сомневаюсь. Я бы знала. А что произошло?
– Ничего не понимаю! Только что звонила голландская полиция, причем дважды. Уперлись, что у меня проживает некая Эва Томпкинс. А я даже имя такое в первый раз слышу! Так и заявила им. А они опять звонят. Ты что-нибудь понимаешь?
– Абсолютно ничего. И даже если моя Крыся как-то связана с этой Эвой, с чего бы ей жить у тебя? Пусть она даже Кристина-Эва и мы с ней в одном классе учились. Но ведь сто лет не виделись. Говоришь – голландская полиция? Нет, я тоже ничего не понимаю. А что они еще сказали?
– Что некая Эва Томпкинс постоянно проживает в Англии, в Лондоне, в районе Челси. Ведь ты там была?
– Была, ну и что? Очень приятный район. Много небольших домиков в зелени, виллы…
– И вроде бы эта Эва уехала в отпуск в Польшу и оставила адрес, по которому собиралась проживать. Мой адрес! Так сообщила полиции то ли домработница, то ли родственница, которая осталась караулить лондонскую квартиру Эвы Томпкинс. Вот они и прицепились ко мне, что я должна знать эту Эву. А я не знаю! Богом клянусь!
Тут меня осенило:
– Слушай, а может, эта Эва носит фамилию мужа, англичанина, а ты знала ее под девичьей фамилией. Возможно такое?
– В принципе, возможно… Но все равно никто у меня не жил. Ты же сама знаешь, я тут поселилась недавно, и никто у меня не останавливался. Кроме тебя. Целых полдня.
Звучит как упрек. Не торчала я у тебя столько времени! Ладно, не об этом речь. А не могла ли эта Эва проживать у людей, которые до тебя занимали эту квартиру?
Мартуся помолчала – думала, наверное.
– А это идея. Но мне и в голову не пришло расспрашивать их о какой-то Эве, когда они выезжали отсюда.
Машины передо мной уже готовились стартовать.
– А ты позвони им и спроси. Узнай ее девичью фамилию и когда она была у них в последний раз. Я тебе перезвоню позже, с парома не смогу, там мобильными запрещено пользоваться. Перезвоню, когда буду уже на твердой земле. Пока!
Мартуся что-то еще говорила, но мне было уже не до нее, поскольку настала моя очередь въезжать на паром. Пристроив машину, я по чрезвычайно опасной для жизни лестнице поднялась в ресторан и заняла столик у окошка. Заказала рыбное филе с ремуладой, откинулась на спинку удобного стула и огляделась. Там и сям народ трепался по мобильным телефонам. Надо же! А ведь совсем недавно запрещали… Ну, не столько запрещали, сколько вежливо просили не пользоваться сотовыми телефонами, якобы это вредит паромной электронике. А теперь уже, значит, не вредит.
Мартусино сообщение вызвало у меня неподдельный интерес. Какое может быть дело у голландской полиции к англичанке, временно проживающей в Кракове, да еще в квартире Мартуси? Нет, я права, тут явно следует поинтересоваться у прежних жильцов теперешней Мартусиной квартиры. Те прожили в ней целый век и могли принимать у себя кого угодно, хоть аборигенов с Маркизских островов. Но ведь Мартуся не сразу въехала в освободившуюся квартиру, та года два простояла пустой. Я прекрасно знала об этом, ведь все перипетии с оформлением и ремонтом Мартуся выплакивала на моей груди, я даже запомнила даты самых ужасных неприятностей и самых блистательных квартирных побед.
Пока Мартуся разбиралась с бывшими владельцами, я не торопясь съела вкуснейшую рыбу и только потом позвонила.
– Ну как?
– Слушай, ты не поверишь! Сейчас ко мне должна прийти наша полиция и я стану давать показания. Представляешь?! Наверное, мне надо, пока есть время, придумать себе какое-нибудь алиби, так вроде положено действовать в подобных случаях, только вот не знаю, на какое время оно мне понадобится. А зовут ее Эва Кузьминская. Знаешь такую?
– Знаю. Красотка. Мы с ней тоже в одном классе учились. Только она никогда в Англии не была.
Это не та Эва. Та уже лет десять живет в Англии, вышла там замуж за своего Томпкинса, а у меня вроде как побывала на прошлой неделе.
Голос Мартуси дрожал и прерывался от волнения. Я осторожно поинтересовалась:
– И ты всю неделю валялась мертвецки пьяной?
– Что? Почему?
– Ты так говоришь, словно не имеешь понятия, что делалось в твоем доме.
– Ну, знаешь… Вместо сочувствия! Я к тебе как к близкому человеку обращаюсь. В том-то и дело, что всю неделю я сиднем сидела дома, опять разболелось колено. И я ничего не понимаю. Не могла же я не заметить какой-то незнакомой бабы, которая у меня поселилась? И с чего, скажи на милость…
– Вот именно, – перебила я. – Даже если бы ты протрепалась с голландской полицией всю ночь, толку от них чуть. Хоть и говорят по-английски.
– И очень хорошо говорят.
– Насколько мне известно, ты тоже. Но с нашей родной полицией шутки плохи. И ты уж постарайся не вести себя как законченная тупица…
– Вот спасибо!
Не за что. Слушай и мотай на ус. Они станут тебя расспрашивать, а из вопросов можно многое понять. Вот ты и попытайся сообразить, откуда вообще взялось такое предположение, ну, о том, что эта баба побывала в твоей квартире. И даже проживала там. Слушаешь меня?
– Очень внимательно.
– Почему вдруг они ею заинтересовались? Она что, в розыске? И у голландцев, и у наших? А баба ведь английская. Вмешался ли Интерпол? Что ей инкриминируют? Терроризм? Наркотики? Короче, постарайся разузнать как можно больше.
Мартуся так сосредоточенно пыхтела в трубку, что мне стало ясно – все уразумела и собирается с силами. Наконец она отозвалась:
– Попробую. Как думаешь, может, мне прикинуться сладкой идиоткой?
– Очень хорошо, – похвалила я. – Сладкие идиотки всегда в чести у мужиков, особенно симпатичные. Когда полиция растолковывает тебе каждый вопрос на разные лады, точно деревенский староста корове на меже, у тебя появляется шанс сообразить, о чем идет речь. Холера, уже берег виден.
– Ты где собираешься ночевать?
– Еще не знаю. Зависит от того, куда успею засветло доехать. Может, и до Познани удастся.
– Ой, кажется, уже идут! – раздался в трубке панический вопль. Можно было подумать, что по ступенькам Мартусиного подъезда грохочут сапожищи царских жандармов и ее вот-вот уволокут в Сибирь по этапу.