Без сомнения, никто не станет отрицать, что правильно направленное образование может дать очень полезные практические результаты, если не в смысле повышения нравственности, то, во всяком случае, в смысле развития профессиональных способностей. К сожалению, латинские народы, особенно в течение последних 25 лет, основали свои образовательные системы на совершенно ложных принципах, и, несмотря на слова самых знаменитых людей, таких как Брюль, Фюстель де Куланж, Тэн и др., они продолжают настаивать на своих печальных заблуждениях. Я указал уже в одной из своих прежних работ, как наша современная воспитательная система превращает во врагов общества тех, кто получил это воспитание, и как она подготавливает последователей самых худших видов социализма.
Главная опасность этой воспитательной системы, вполне справедливо именуемой латинской системой, заключается в том, что она опирается на то основное психологическое заблуждение, будто заучиванием наизусть учебников развивается ум. Исходя из такого убеждения, заставляют учить как можно больше, и от начальной школы до получения ученой степени молодой человек только и делает, что заучивает книги, причем ни его способность к рассуждению, ни его инициатива нисколько не упражняются. Все учение заключается для него в том, чтобы отвечать наизусть и слушаться. «Учить уроки, – пишет один из бывших министров народного просвещения, Жюль Симон, – знать наизусть грамматику или конспект, хорошенько повторять и подражать – вот забавная воспитательная система, где всякое усилие является лишь актом веры в непогрешимость учителя и ведет лишь к тому, чтобы нас умалить и сделать беспомощными».
Лебон предпринимает критику классического образования, довольно частую тогда во Франции: философы этой страны обвиняли гуманитариев в отдаленности от жизни и готовности прислуживать любой власти, обосновывать тиранию историческими прецедентами, а самих себя считали независимыми и критическими интеллектуалами. Классическое образование, по их мнению, формирует навыки подчинения, выполнения грамматических правил, а не критического мышления. Сходная критика звучала тогда и в русской литературе и публицистике, вот характерное стихотворение Ф. Сологуба «Восьмидесятники» (1892):
Среди шатания в умах и общей смуты,
Чтобы внимание подростков поотвлечь
И наложить на пагубные мысли путы,
Понадобилась нам классическая речь.
Грамматики народов мертвых изучая,
Недаром тратили вечерние часы
И детство резвое, и юность удалая
В прилежном изученьи стройной их красы.
Хирели груди их, согнутые над книгой,
Слабели зоркие, пытливые глаза,
Слабели мускулы, как будто под веригой,
И гнулся хрупкий стан, как тонкая лоза.
И вышли скромные, смиренные людишки.
Конечно, уж они не будут бунтовать:
Им только бы читать печатные коврижки
Да вкусный пирожок казенный смаковать.
Нужно заметить, что сейчас этот конфликт исчерпан, обычно все ведущие французские интеллектуалы – люди с классическим образованием, способные читать Платона по-гречески и приобретшие благодаря этому образованию хорошие риторические и аргументативные навыки и умение отстаивать гражданские свободы и права.
Если бы такое воспитание было только бесполезно, то можно было бы ограничиться сожалением о несчастных детях, которым предпочитают преподавать генеалогию сыновей Клотария, или историю борьбы Невстрии и Австрозии, или зоологические классификации, вместо того, чтобы обучить их в первоначальной школе чему-нибудь полезному. Но такая система воспитания представляет собой гораздо более серьезную опасность: она внушает тому, кто ее получил, отвращение к условиям своего общественного положения, так что крестьянин уже не желает более оставаться крестьянином, и самый последний из буржуа не видит для своего сына другой карьеры, кроме той, которую представляют должности, оплачиваемые государством. Вместо того, чтобы подготавливать людей для жизни, школа готовит их только к занятию общественных должностей, где можно достигнуть успеха, не проявляя ни малейшей инициативы и не действуя самостоятельно. Внизу лестницы такая воспитательная система создает целые армии недовольных своей судьбой пролетариев, готовых к возмущению, вверху – легкомысленную буржуазию, скептическую и легковерную, питающую суеверное доверие к провиденциальной силе государства, против которого, однако, она постоянно фрондирует и всегда обвиняет правительство в своих собственных ошибках, хотя в то же время сама решительно не способна предпринять что бы то ни было без вмешательства власти.
Клотарий (Хлотарь) – имя нескольких раннесредневековых французских королей из династии Меровигов. Невстрия и Австрозия – вымышленные условные государства. Вся фраза пародийна, как если бы мы сказали «учить всех тверских и рязанских князей и их междоусобицы».
Государство, производящее всех этих дипломированных господ, может использовать из них лишь очень небольшое число, оставляя всех прочих без всякого дела, и таким образом оно питает одних, а в других создает себе врагов. Огромная масса дипломированных осаждает в настоящее время все официальные посты, и на каждую, даже самую скромную, официальную должность кандидаты считаются тысячами, между тем как какому-нибудь негоцианту, например, очень трудно найти агента, который мог бы быть его представителем в колониях. В одном только департаменте Сены насчитывается 20 000 учителей и учительниц без всяких занятий, которые, презирая ремесла и полевые работы, обращаются к государству за средствами к жизни. Так как число избранных ограничено, то неизбежно возрастает число недовольных, и эти последние готовы принять участие во всякого рода возмущениях, каковы бы ни были их цели и каковы бы ни были их вожди.
Лебон в несколько фельетонной и пренебрежительной форме описывает ситуацию, когда даже жизнь в столице без работы оказывается привлекательнее жизни в провинции, но с работой, несмотря на дороговизну и нервозность столичной жизни. Дело в том, что столица рассматривается как место, где при определенном риске и дерзости можно приобрести бесплатно блага, которые невозможно иметь в другом месте. Например, обзаведшись сетью знакомств, получить временную подработку от местных богатых людей, выгодно что-то продать и т. д. Иногда даже это бывают незаконные действия: если ты не вернешь долг в деревне, то на тебя найдут управу, а если в большом городе – заимодавец разве ославит тебя, но только если сумма значительна, будет призывать силу против тебя. Ясно, что безработные учителя могли зарабатывать репетиторством, литературной работой или в крайнем случае как курьеры, таких возможностей они бы не получили в малых городах. В СССР таких жителей больших городов называли «лимитчиками», по лимиту трудового найма: они приезжали на строительство крупных объектов, к примеру, заводов или метро, и оставались в городе после осуществления проекта. В современном мире сделать привлекательной жизнь в малых городах – одна из задач планирования, решение задачи достигается долгосрочными контрактами, развитием инновационных отраслей в разных регионах и распространением общих норм и стандартов жизни по всей стране.