Котёл с неприятностями. Ближний Восток для «чайников» - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сатановский cтр.№ 97

Занимающиеся ею международные организации бессильны пресечь эти процессы, тем более что в регионе сосредоточены крупнейшие лагеря беженцев планеты: только к северу от столицы Кении Найроби в лагере Дадааб сосредоточено более 400 тысяч сомалийцев. На протяжении ближайших десятилетий границы Эфиопии с соседними странами будут прозрачными для военизированных группировок, террористов и беженцев, причём её границы с Эритреей и находящимся в состоянии анархии Сомали будут границами войны.

Израиль выделяется на фоне прочих стран региона, входя в узкий круг развитых стран и отличаясь военным потенциалом, который позволяет ему вести войну на нескольких фронтах. При этом развитие «мирного процесса» и попытка завершить конфликты с арабскими странами, включая вывод израильских войск и эвакуацию поселений с Синайского полуострова и из сектора Газа, а также эвакуацию израильского ЦАХАЛа из Южного Ливана, привели не к миру, а к укреплению радикалов. Это относится и к Египту, потерявшему после свержения Хосни Мубарака контроль над Синаем, и Иордании, где власть Хашимитов ослабевает за счёт усиления «Братьев-мусульман». В Газе ФАТХ побеждён ХАМАСом, а в Ливане власть на юге захватила «Хизбалла».

Надежды на создание рядом с Израилем демилитаризованного палестинского государства оказались несостоятельными: режим ФАТХа в Рамалле является для него источником проблем во внешней политике. Обращение Абу-Мазена в ООН в сентябре 2011 года с требованием предоставления Палестине полноправного членства в этой организации спровоцировало давление на Израиль, в том числе со стороны его традиционных союзников.

Израиль сохранил в исламском мире единственную роль – объединяющего фактора и всеобщего врага. Усиление в регионе политического ислама, включая его радикальные структуры, постепенно обесценивает мирные договора Израиля с Египтом и Иорданией и посредничество США и ЕС: провокации на границах Израиля рассчитаны на втягивание в конфликт с ним под давлением «улицы» армий стран-соседей. При этом свержение не только дружественных, но и таких враждебных, но предсказуемых режимов, как сирийский, противоречит интересам Израиля.

Как показали последствия мирового экономического кризиса, который Израиль прошёл значительно лучше США и стран ЕС, а также государств «Арабской весны», обанкротившей западных инвесторов в арабских странах, но миновавшей Израиль, отношения которого с ними были слабы, региональная изоляция этой страны является скорее плюсом, чем минусом. Единственным чувствительным фактором для израильской экономики являлось сворачивание сотрудничества с Турцией в обороне, скомпенсированное расширением транзита турецких товаров через Израиль на Аравийский полуостров после начала военных действий в Сирии и Ираке, отрезавших Турцию от арабских рынков сбыта.

Ослабление Асада в Сирии сводит к нулю вероятность переговоров о возвращении ей Голанских высот и делает возможным масштабную «зачистку» «Хизбаллы» – без возвращения израильского контроля над «зоной безопасности» в Южном Ливане. В случае распада Сирии, вероятность которого была не исключена, руководство Израиля оценивало возможность его союза с какими-либо территориальными структурами, которые могли возникнуть на её месте. Вероятен он и с Иракским Курдистаном. Это касается также Кипра, Греции и балканских государств, опасающихся усиления Анкары.

Во внешнюю политику Израиля вписывается поддержка курдов и сотрудничество с Арменией и её диаспорой по вопросу признания геноцида армян. В то же время влияние, которым пользуется в Армении Иран, не оставляет места для широкого военно-технического сотрудничества Израиля с этой страной.

Осложнение отношений с Израилем, участие в операции в Ливии и обострение отношений с Сирией, кампания против боевиков в иракском и сирийском Курдистане, ультиматумы ЕС по кипрской проблеме и создание военно-морской группировки в Восточном Средиземноморье – основные направления турецкой военно-политической доктрины. Турция отстаивает доминирование в зоне национальных интересов, которую её руководство полагает необходимой для создания «новой Османской империи». До этого на протяжении десятилетий турецкая политика могла быть охарактеризована как активная оборона. Сегодня – это политика наступательно-агрессивная.

Турция не раз угрожала Сирии в случае локальных конфликтов из-за водных ресурсов или намёков Дамаска на сирийскую принадлежность отданного туркам французскими колониальными властями в 1939 году Хатая. Была на грани войны с Грецией, членом НАТО, из-за проблем судоходства в акватории находящихся у турецкого побережья греческих островов. Вводила войска в Северный Ирак после атак курдских боевиков. Конфликтовала с Болгарией из-за притеснения её турок.

Однако даже оккупация Северного Кипра – самая масштабная и долговременная военная акция Турции после Второй мировой войны, произошла только после попытки совершения там государственного переворота, в случае успеха которого Кипр мог быть присоединён к Греции с необратимыми последствиями для турок-киприотов.

Внешнеполитическая риторика Анкары стала откровенно агрессивной, великодержавной и шовинистической. Военно-политическое наступление на всех фронтах, которое она ведёт, напоминает реваншизм Третьего рейха 30-х годов XX века. Это сходство становится разительным, если проанализировать обращённые к европейской турецкой диаспоре заявления лидеров страны, словно списанные с текстов фюрера немецкого народа о «Фатерланде».

Пантюркистская агитация в «этнически близких» странах и регионах напоминает о действиях Третьего рейха в Силезии, Судетах, Эльзасе, Лотарингии и скандинавских странах. Разумеется, всякие параллели верны только до определённого предела, однако баланс сил на турецких границах и складывающееся сотрудничество-соперничество исламских геополитических блоков чрезвычайно напоминают конец 30-х годов в Европе.

Конечно, лидеры Турции и Ирана не копируют Сталина и Гитлера, ведут свои страны схожим с их европейскими предшественниками курсом по собственным причинам и обстоятельствам, и многие из этих обстоятельств объективны. Но милитаристский популизм, возведённый в ранг государственного приоритета, имеет свои законы. Вопрос не в том, будет ли Турция вовлечена в региональные конфликты различной интенсивности, как она вовлечена в сирийскую гражданскую войну, но лишь в том, когда и в какой степени это произойдёт.

Новый виток конфликта вокруг Кипра, связанный с намерениями Никосии добывать природный газ на шельфе острова, исключает возможность достижения национального примирения и объединения страны. Нагнетание обстановки по инициативе Анкары произошло после оценки турецкими экспертами запасов газа в Восточном Средиземноморье ($ 7 триллионов) как достаточных для ведения войны.

Контроль над Северным Кипром даёт Турции доступ к этим запасам и плацдарм, который может быть использован для продвижения турецких интересов в Леванте и Северной Африке. Прекращение турецкой оккупации Северного Кипра в настоящее время исключено, и попытки мирового сообщества добиться этого вызовут силовую реакцию.

Из-за роста внешнеполитической агрессивности Турции Греция, мотивируя это необходимостью пресечения потока нелегальных эмигрантов, прибывающих на её территорию с турецкой стороны, обустроила сухопутную границу с этой страной линией обороны, возведя на всём её протяжении укрепления, в состав которых входит противотанковый ров. Впрочем, мигранты и беженцы из Турции были переброшены в 2015 году в обход этой линии укреплений, по морю, на ближайшие к берегам Турции греческие острова.