Вазочки не было. Все ясно, ее спер Витька.
– Да когда же он успел? – ахнула я. – Сами говорили, что он с утра из своей комнаты не выходит.
Старуха не отвечала, на лице у нее было самое настоящее страдание. Я усадила ее на диван и обмахнула газетой. Маргарита Романовна вздохнула и прижала руки к сердцу. Из глаз ее потекли слезы. Они текли и текли, как будто кран открыли.
– Любимый человек… – всхлипывала она, – единственная память… больше ничего не осталось…
Я даже удивилась, потому что никогда такого от нее не ожидала. По ее же собственным рассказам, этих любимых у нее было множество, а вазочка, в общем-то, и не такая уж дорогая. К тому же Витька перетаскал у нее много всяких мелочей, а тут такое горе.
Маргарита Романовна все плакала, мне стало ее ужасно жалко. Поначалу я дико на нее злилась за глупость, потом за то, что мне в квартире стало находиться невозможно, а теперь вот пожалела. В самом деле, бабуля ведь хотела как лучше, для племянника старалась. И кто же знал-то, что он раньше помрет…
Я обняла старуху и погладила по голове, как маленькую. Так мы посидели немного, и тут в тишине квартиры мои уши уловили посторонние звуки. Сначала легкий скрип двери, потом крадущиеся шаги. Вот кто-то споткнулся о выбоину на паркете, что возле старухиной двери, и еле слышно чертыхнулся.
Я аккуратно прислонила старушенцию к спинке дивана и сорвалась с места.
– Куда ты, Маша? – слабым голосом спросила Маргарита, но я поднесла палец к губам и подкралась к двери, приоткрыв ее на малюсенькую щелочку.
Так и есть, две согнутые фигуры в полутьме ползли к входной двери. Ясно, идут вазочку толкнуть за любую цену, лишь бы хватило на дозу. На две дозы. Потом уколются или таблеток наедятся, потом проспятся – и все по новой, начнут по мелочи у старухи тырить.
А когда-нибудь они окончательно озвереют от ломки и прикончат бабку. Потом, конечно, сядут, потому как мозгов у них нет и давно они у полиции на примете, и я наконец смогу остаться в этой квартире в относительном покое. О чем я, собственно, и мечтаю – зажить наконец самостоятельно и спокойно.
Да, но только не таким способом. Не такой ценой.
Я рванула дверь на себя и выскочила в коридор. Эти двое уже приближались к входной двери.
– Витя, постой-ка… – сказала я вроде бы ласково.
– Чего тебе? – Он повернулся, и при свете из комнаты я увидела у него на щеке замечательный свежий синяк. Ясно, на кулак налетел. И, судя по размерам, кулак был большой, не иначе участковый Федор Михайлович постарался, он же обещал мне провести с Витькой воспитательную работу, вот и провел.
– Витя, отдай вазочку, – сказала я, подойдя ближе, – отдай по-хорошему. Не то участковому пожалуюсь, а ты его знаешь, он на расправу строг.
Витька тут же потрогал синяк на щеке и поморщился. Точно, участковый ему по морде дал. И, наверно, еще пообещал, и пообещал очень серьезно, потому что Витька повернулся ко второй фигуре и протянул руку.
– Отдай!
В ответ раздалось шипенье, и я наконец разглядела, кто передо мной. Не спрашивайте, как я поняла, что передо мной существо женского пола. Она была худа, как скелет, черные вылинявшие джинсы и такой же балахон болтались на ней как на вешалке. Спутанные волосы грязной занавеской нависали над лицом, а из впалых глаз пыхнуло на меня такой злобой, что я невольно попятилась.
Она оттолкнула Витькину руку, выплюнула изощренное ругательство и повернулась к двери.
Входная дверь в этой квартире старая, дубовая, замки тоже старые, надежные. Один замок, правда, Витькины приятели хотели вырезать из двери и продать. Не вышло у них без специальных инструментов, а никто им даже отвертки паршивой не даст. Так что только ножом дверь исцарапали, а так все осталось, как было, но замок стал заедать. А Маргарита, видно, ночью закрылась на все замки, чтобы, пока Витька спит, никто из наркоманов в квартиру не влез.
Наркоманка пыталась открыть замок одной рукой, второй придерживая вазочку. Видно, сил у нее совсем не было, потому что тугой замок не поддавался.
Я дернула ее за рукав, она не глядя лягнула меня ногой. Не попала, я увернулась. Тогда Витька приободрился, очевидно, решил, что вдвоем они со мной справятся. Он схватил меня сзади за шею и начал душить. Точнее, попытался.
Ну, этот-то был совсем никакой, силы у него в руках было меньше, чем у бабки Маргариты Романовны, так что я мигом высвободилась, но ужасно разозлилась. От Витьки пахло помойкой и нездоровым, давно немытым телом. Руки у него были черные от грязи, кому понравится, когда такими руками за шею хватают?
Я развернулась и пихнула Витьку, так что он пролетел пару метров, хватаясь по дороге за все, что попадется по руку. Попалась ему тумбочка, на которой стоял раньше допотопный телефонный аппарат. Стоял для красоты, потому что у старухи в комнате был свой, современный, с кнопками. Этот в коридоре Витькины уроды тут же расколотили, а тумбочка уцелела, умели делать вещи больше ста лет назад!
Витька оперся о тумбочку и поднялся на ноги.
– Ну, ты покойница! – сказал он словами из какого-то фильма, своих-то слов у него давно уже не было.
И пошел на меня, нагнув голову и приняв боксерскую позу.
Тоже мне, Рокки нашелся, идиот! Реакция у него была как у беременной черепахи, так что я приготовилась и нанесла удар, как нас с Инкой учили на курсах самообороны. Метила в живот, а попало ниже, ну, еще лучше. Витька даже не крикнул, он как-то странно захрипел и плюхнулся на пол.
За это время наркоманка успела наконец справиться с замком и выскочила на лестничную площадку. Одним прыжком, как львица на охоте, я скакнула за ней. В голове шумело от ярости.
– Отдай вещь! – Я дернула ее за руку, вазочка выпала из-под грязного балахона и покатилась вниз по лестнице со звоном. Девица тут же вцепилась мне в волосы. Было ужасно больно, из глаз брызнули слезы. Я со всего размаху наступила ей на ногу, что-то хрустнуло, но, оказалось, это развалился ботинок.
Тем не менее она отвлеклась, и волосы мои отпустила, зато попыталась укусить, но я была начеку. Да у нее, наверно, болезней больше, чем в медицинском справочнике, так что ее укус опасен, как укус королевской кобры.
Ярость моя улеглась, было ясно, что эта хоть и наркоманка, но силы у нее есть, не то что у Витьки. Она шипела ругательства, плевалась, но я, получив свободу маневра (лестничная площадка была огромной, можно отдельную прихожую отгородить), наступала по всем правилам боевого искусства, загоняя ее вниз.
Вот шла бы она отсюда, ясно ведь, что не получится у нее вазочку попереть. Но нет, видно, организм требовал дозы, и она была готова на все. Что ж, война так война.
Она подалась вперед, я уклонилась и сделала ответный выпад. Удар в плечо не причинил ей особого вреда, но она шарахнулась в сторону, и развалившийся ботинок ее подвел. Она наступила на шнурок, не удержалась, рухнула на спину и покатилась вниз по лестнице.