Арман трудился весь день, лишь иногда меняясь с мальчиком двенадцати или тринадцати лет по имени Пьер, который был в вагоне вместе с матерью Габриэль. Та окунула платок в стоящее в углу ведро с мочой, и, когда Арман не пилил, Пьер елозил тряпкой по прутьям, надеясь, что едкая жидкость поможет разъесть металл.
Наконец Арман уперся ногами в стену вагона и, ухватившись за исцарапанный прут, начал тянуть его со всей возможной силой.
– Поддается! Я чувствую! – закричал он торжествующе.
Еще один мощный рывок, и прут с треском переломился вверху. Арман скорее ухватился за свободный конец и отогнул его на себя, так что в решетке образовалось отверстие примерно тридцать на тридцать сантиметров. Даже с его худощавостью пробраться в такой просвет было бы нелегко.
– Они выстрелят в того, кто прыгнет первым, – сказал Арман мальчику, который помогал ему целый день и целую ночь. – Так что первым пойду я.
– Даже не думайте! Я несу ответственность за каждого в этом вагоне, – заявил грузный мужчина с кипой на макушке. – Если вы прыгнете, меня накажут. Нас всех накажут! – И он обвел рукой стоящих вокруг людей.
– Вы погибнете! – поддакнула у него из-за спины какая-то женщина. – Когда нас везли в Сан-Далмаццо, один такой смельчак тоже пытался выпрыгнуть из окна. Зацепился одеждой и угодил под колеса. Когда мы высаживались, вся стена была в крови. Один клочок ткани остался.
– Нас везут в Берген-Бельзен! – добавил другой мужчина. – Совсем незачем так рисковать.
Но Арман лишь с отвращением покачал головой:
– Берген-Бельзен – трудовой лагерь! Место, где людей заставляют работать до смерти. А мы не сделали ничего плохого. Хватит вести себя так, будто мы задолжали что-то этим немцам!
Вокруг опять всколыхнулись голоса, призывающие его подумать о других.
– Нет уж! Я прыгаю. Лучше умереть сейчас, чем загнуться в лагере! – заорал Арман и решительно начал подтягиваться к решетке.
Ева вместе с остальными смотрела, как он извивается в окне, пытаясь пропихнуть плечи. Ему уже почти удалось выбраться по пояс, когда над поездом раскатился гром выстрела. Люди завизжали, ноги Армана резко дернулись и обмякли. После этого он неподвижно повис в проеме, который с таким трудом проделал.
Кто-то из мужчин втянул его обратно в вагон. У Армана недоставало части головы, а все остальное было залито кровью, которая мешала рассмотреть лицо. Он был мертв. Одна женщина зарыдала, но большинство пассажиров хранили ошарашенное молчание, стараясь не смотреть на человека, который рискнул всем и проиграл.
– Откуда они стреляют? – тихо спросила Ева. – Немцы. Где они? Мы ведь в поезде. Я не понимаю.
Как бы немцы ни старались убедить в этом своих пленников, он все же были не всесильны. Они не взирали на землю откуда-то сверху, избирая жертв с небес, подобно Господу. Вместо того чтобы напугать, Еву этот выстрел только разозлил.
– У них есть наблюдательный пункт, дозорный и движущиеся прожекторы в обоих концах поезда, – объяснила Габриэль. – На паровозе и последнем вагоне. Дождись, когда прожектор отвернется, и вылезай ногами вперед. Не головой.
– Значит, если проскользнуть быстро и в нужный момент, шансы все-таки есть? – Ева надеялась, что задала вопрос правильно. Она коверкала некоторые слова и абсолютно ко всем добавляла лишнюю гласную – она была italiana, в конце концов, – но ее, кажется, поняли.
Габриэль кивнула и, взяв сына за руку, начала ему что-то негромко объяснять. Мальчик больше не хотел прыгать. Теперь он закономерно боялся, что его или мать снимет выстрелом немецкий дозорный.
– Постарайся добраться по стене до стяжек. Там тебя будет не так легко увидеть, и ты сможешь развернуться и прыгнуть лицом вперед. Прикрой голову и скатись по склону. Потом замри. Не двигайся, пока не пройдет весь поезд, но и тогда немного выжди, чтобы тебя не заметил часовой на последнем вагоне.
– Откуда вы все это знаете? – удивилась Ева.
Габриэль пожала плечами:
– Я не знаю. Просто мне это кажется логичным. Я только о том и думаю с тех пор, как нас посадили в первый поезд.
– Вы знаете, где мы сейчас?
– В Швейцарии, наверное. Хотя, может, уже въехали в Германию. Надо прыгать как можно скорее. Иначе нас завезут в глубь страны, а чем глубже мы окажемся, тем хуже потом придется.
– Я не буду, – заплакал Пьер. – Не буду прыгать. Это слишком опасно!
– Куда вы пойдете? – перебила его Ева.
Женщина как могла утешила сына, после чего негромко ответила:
– Мы бельгийцы. И хотим просто добраться до дома. Немцы отступают. Думаю, в Бельгии мы уже будем в безопасности. Нам пришлось бежать во Францию, когда вторгся Гитлер.
– Что случилось потом?
– Итальянская армия ушла – по правде говоря, мы только благодаря им продержались так долго, – и немцы заняли территорию, которую контролировали итальянцы. Начались облавы. Моего мужа схватили и депортировали. Нам с Пьером удавалось прятаться еще пять месяцев. Но в феврале нас раскрыли и отправили в транзитный лагерь. Там мы и ждали все это время, когда прибудет группа побольше.
– Мама, пожалуйста, – взмолился Пьер. – Нам необязательно это делать! Мы сильные, мы справимся в лагере.
– Нет, Пьер. Это наш единственный способ попасть домой, – твердо ответила Габриэль, глядя сыну в глаза. – Ты должен прыгнуть, и ты прыгнешь, как мы и договаривались. А потом доберешься до Бельгии. Ты выживешь, Пьер.
Он кивнул, хотя по лицу у него градом катились слезы. Затем яростно стиснул мать, и она расцеловала его в щеки и на мгновение прижала к себе, прежде чем подтолкнуть к окну.
Пьер покорно вскарабкался наверх. На этот раз никто не возражал. Никто не пытался вызвать у него чувство вины или воззвать к ответственности. Все просто угрюмо наблюдали. Пьер был намного миниатюрней Армана, однако пропихнуть ноги в маленькое отверстие, цепляясь при этом за край окна, уже само по себе было подвигом. Затем он замер в ожидании луча прожектора, а когда тот прошел мимо, быстро выскользнул в отверстие, не заколебавшись и не оглянувшись. Плечи с крохотной заминкой исчезли вслед за туловищем; пальцы еще мгновение цеплялись за верх окна, но потом пропали тоже. Тишину не нарушил ни один выстрел.
Габриэль перекрестилась и расплакалась. После чего повернулась к Еве:
– Давай. Твоя очередь!
– Нет! Пьер ждет вас, – запротестовала Ева. – Он сделал это ради вас!
– Я не смогу. У меня нет уже ни силы, ни проворства, чтобы пережить такой прыжок. Я это знаю, и он знает. Потому и не хотел прыгать.
– Вы должны попытаться! Ваш сын будет в отчаянии.
– Прыгай, – твердо сказала Габриэль. – И присмотри за моим мальчиком. Помоги ему добраться до дома.
Ева замотала головой: