– Что вам нужно?! – взвизгнула Алена. – Отстаньте от меня!
– Мы пришли, чтобы пригласить тебя на соревнование. Нам нужен волонтер.
– Почему я? – не узнавая собственный голос, выпалила Алена.
– Мы тебя выбрали, – ответила темнота, – ты живая…
– И находчивая, – язвительно добавил над правым ухом другой голос.
Алена вернулась домой, как говорят алкаши, «на автопилоте». Не помня себя, залезла в ванну и кисла там до тех пор, пока пальцы не превратились в сморчки.
Отогревшись, но все еще дрожа, набрала Машке.
– Маш, приезжай, расскажу – не поверишь.
– Да ты спятила, – обрадовалась подруга, прослушав рассказ до места, когда призрак Андрея Шамшурина, погибшего во время лыжного марафона в американском Миннеаполисе, начал излагать подробности своей странной просьбы. – И че им надо?
– Он сказал, что каждый год, в ночь на восьмое марта, они проводят лыжное соревнование среди всех погибших спортсменов.
– М-мамочки, – заскулила Машка.
– И им нужен один волонтер из живых, чтобы это соревнование состоялось. Волонтер должен будет вручить приз победителю.
– А что за приз? – поинтересовалась подруга.
– Не знаю… – дернула плечами Алена. – Какая разница…
– Как это какая разница? – воскликнула Машка. – А вдруг это отрубленные головы грибников, или костные бесы, способные вселяться в живых людей, чтобы с их помощью обстряпывать всякие потусторонние делишки, или…
– Маш, ты в своем уме? Какие головы, какие делишки? Уймись, – перебила ее Алена и продолжила немного рассеянно: – Сама по себе победа – это уже приз. И у всех он разный, все зависит от того, что ты сама для себя выбрала.
– Не поняла… – сдвинула брови Машка.
– Ты сама когда-нибудь побеждала в соревнованиях?
– Нет.
– А участвовала?
– Не помню… в школе, наверное.
– Тогда тебе не понять. Победа – это… – Алена задумалась, заглядывая в себя. Там маячил Паша, но как-то неясно и вдалеке. Совсем не так ярко и четко, как раньше. Лик его становился все прозрачней и расплывчатей. Зачем нужна победа? Зачем ей нужна эта победа?
– Ну-у-у, – протянула Машка, наклоняя вперед голову.
– Победа – это победа. Все. Точка. Победишь – узнаешь. Один раз случится, и уже никогда не забудешь. Ради этого стоит… – Она задумалась. Стоит что? Жить? Умереть? А если ты и так уже мертв?
– Жить или умереть? – сверкнула глазами подруга.
– Да, – кивнула Алена. – Победа – это жизнь! Настоящая, без дураков. Если ты не побеждаешь, ты как мертвый. Жизнь – это подготовка к победе.
– Выходит, я тоже готовлюсь.
– Конечно, – подтвердила Алена, – просто у тебя победа будет другая, может быть, не спортивная.
– Угу, – задумалась Машка.
– Вот так, – подытожила Алена.
– Ясно, – рассеянно произнесла Машка, – значит, ты согласилась?
– Что? – нахмурилась Алена. – А… я… нет… Конечно, нет, это же какой-то бред. И страшно. Я же не сумасшедшая… чтобы…
– Не сумасшедшая? – голос подруги вдруг сделался каким-то холодным и резким.
– Нет, – подтвердила Алена, поднимая глаза, – конечно, нет. Обойдутся.
Машка не ответила. Глаза ее потемнели, губы сжались, в стакане с ее чаем что-то хрустнуло.
– Маш? – тихо произнесла Алена. – Ты в порядке?
– Ты должна согласиться, – настойчиво объявила подруга.
– Что такое… почему… что с тобой?
Неожиданно раздался звонок в дверь, Алена машинально вскочила и пошла открывать, коснулась задвижки, посмотрела в глазок. Рука упала, к горлу подступил удушливый комок – за дверью стояла Машка.
В коридоре будто лопнула лампочка, в глазах потемнело, словно кто-то напустил в квартиру густого черного дыма. Пальцы затряслись, она отшатнулась к стене. По коридору с кухни к ней приближалась еще одна Машка. В двух шагах от Алены она выпустила из рук стакан, тот упал и рассыпался, точно лед.
Алена нащупала в кармане телефон и дрожащими руками набрала номер. Зачем и сама не знала – она звонила своей подруге. Голос Машки ответил:
– Да еду я, уже на остановке, тебе вафель взять?
Алена вдруг поняла, что не может вспомнить, как открывала дверь той Машке, с которой только что пила чай, не помнит, как ждала ее – подруга будто появилась сама, слишком быстро, почти сразу. В висках застучало, она еще раз украдкой посмотрела в глазок. Поднесла трубку к уху и шепотом спросила:
– Маш, это ты?
– Да, – хором отозвались сразу три голоса: один в трубке, второй за дверью, третий из коридора, – это я.
Оставшиеся до соревнования дни ее безостановочно донимали кошмары. Призраки позволяли себе притворяться не только друзьями, к чему она со временем почти привыкла, но и предметами. За день до их потустороннего соревнования ее лучшие «боевые» лыжи превратились в резиновые. Надев их на ноги, она не сумела сделать и шага, дерево стало гибким, эластичным и выгибалось в дугу. В дополнение к этому, в тот же миг на нее налетела цепочка из десятка дюсшевских «лосей», которые проехали ее прямо насквозь, сразу же после этого растворившись дымкой в холодном сером ветре.
Алена вскрикнула от неожиданности, села на снег и заплакала.
«Если уж спортсмен захочет чего-то добиться, – подумала она, – добьется обязательно. А сотня КМСов, мастеров, олимпийцев и прочих „суперлосей“, пусть и мертвых, это вообще неодолимая сила».
– Да! – прокричала Алена таращившимся на нее из леса полупрозрачным сгусткам. – Да! Я приеду на ваше чертово соревнование! Только отстаньте от меня! Отстаньте! Слышите?
Они стартовали в три часа ночи. Их лики были размыты, а движения туманны, но даже смерть не могла помешать им соревноваться.
Поначалу Алену колотило от злости, что ее заставили, принудили, но затем сердце прониклось каким-то странным участием, и она их простила.
Все молчали. Это было дико и жутко, и похоже на то, как она представляла себе собрание какого-нибудь угрюмого масонского ордена. В совершенной темноте и тишине, насколько это возможно в Москве, молчаливые тени заполонили все предстартовое пространство и неторопливо двигались по известным только им правилам, готовясь к долгожданному старту и перекидываясь беззвучными словами. Со стороны могло показаться, что Битцевский пруд превратился в огромную, бурлящую странной жизнью городскую площадь. Но смотреть было некому – живые лыжники спали. Ветер приносил с дороги убежавшие от них сны и комнатное тепло. За лесом испуганно подвывали собаки.
Ни стука лыж, ни щелканья креплений, ни скрежета палок. Затаившись у подиума, Алена слушала, как перешептывается с ветром ее дыхание и бьется в груди неспокойное сердце.