— Сейчас перешлю тебе на омник.
— Удастся прийти туда заранее?
— Забудь. Сперва заходят правительственные чиновники и все проверяют, потом пломбируют помещение. Только потом мы проходим процедуру и собираемся в подсобке. Затем инструктаж, впускают гостей и перекрывают этаж. Мы курсируем только между кухней и залом, до окончания подачи блюд. Потом приходит распорядитель и объявляет: «Обслуживание закончено, кухня закрыта». Мы выстраиваемся у дверей и прощаемся с гостями. Потом еще раз контроль, на этот раз, чтобы проверить, что мы ничего не выносим, и в грузовой лифт. Сдаем сюртуки, спускаемся в гараж, еще один контроль, и уходим через служебный выход.
Норберт перебрал в голове несколько идей.
— А на кухню зайти получится?
Вопрос, похоже, шокировал Робсона.
— На кухню?! Мы работаем в зале. У шеф-повара Орунги восемь кулинаров и тридцать человек персонала — поваров, помощников, посудомоек. Помощник шефа Орунги по сравнению с официантом — как полковник по сравнению с рядовым. Повар — генерал, а кулинар — ангел. Сам шеф Орунга — бог. У нас есть доступ только к окну. Окно — это прилавок, на который выставляют блюда для подачи. Ты имеешь дело только с распорядителем, и только он может тебе приказывать. Всё. Единственное, что ты можешь сказать, когда тебя не спрашивают, — «да, шеф!», единственное, что можешь сделать, — забрать блюдо. Никаких дискуссий. Если не получаешь команды — возвращаешься в зал и кружишь среди гостей. Ты должен отгадывать их желания, прежде чем те придут им в голову. Не подпираешь стену, не садишься, не ходишь в сортир, не пьешь воду. Не допиваешь напитки. И никогда ничего не ешь.
Норберт покачал головой, вдруг вспомнив Каролину, постоянно жаловавшуюся на его работу: мол, ненадежная, ненастоящая, неамбициозная, а прежде всего не дающая Ощущения Безопасности. Ну и вот — к примеру, официант. Вот уж впрямь амбициозная и безопасная работа.
— У гостей тоже отбирают электронику? — спросил он. — Никаких омников, планшетов, телефонов?
— Ну что ты! У таких гостей? Как ты себе это представляешь? Это же ВИПы! Они сами их отключают и убирают в сейф. Точно так же, как и мы в Обществе дегустаторов, но это договоренность между ними. Никто не хочет очередного скандала с подслушиванием.
Норберт вздохнул. Механик был прав. Это была загадка запертой комнаты, к тому же забитой изнутри досками и залитой бетоном.
— Зато мы хотим, — напомнил он Робсону. — Именно это мы и пытаемся сделать.
* * *
Баржи неподвижно стояли в мутной воде бывшего порта, окутанные туманом, в котором маячили очертания ржавых разгрузочных кранов и корпуса старой теплоэлектростанции. Свинцовое небо сочилось моросью, которая раздражающе впитывалась в волосы и оседала на коже, пронизывая атмосферу неприятным холодом. Бетонная набережная, где когда-то громоздились гигантские отвалы убивающего планету угля, теперь стояла пустая, окрашенная навеки въевшейся черной графитной пылью. Вокруг топорщились заросли кустов, торчали остатки каких-то бараков и конструкций, из которых порезали на лом и продали все, что только можно было унести. Над головой тоскливо кричали крачки, но, не считая их, небо выглядело полностью пустым.
Очередное слепое пятно на карте города. Густо заросшая кустами заброшенная промышленная территория, в которую, собственно, не было доступа. Электростанция не работала, шлюз закрыли, канал и порт при электростанции всегда находились как бы вне пределов видимости. Единственным их предназначением было снабжение энергоблоков опасным топливом, которое привозили баржи. Потом кому-то пришла мысль превратить их в плавучие гостиницы, а в итоге их вытащили на пустую набережную, где они стояли мертвыми рядами, покрытые ржавчиной и остатками облупившейся краски. Часть затонула, выставив из воды лишь мертвые борта, часть застряла в иле, а несколько все еще стояли у пирса. После реконструкции они уже не напоминали платформы для перевозки угля — их покрывали овальные жилые надстройки с остатками балюстрад, а у некоторых имелись также балконы с остатками пластиковых ящиков для домашнего земледелия.
Он нашел нужное судно — последнее в ряду и в относительно приличном состоянии. Даже стекла в окнах были целыми. Во времена ее молодости это была не угольная баржа, а судно значительно меньших размеров, похоже, переделанное в плавучий дом для одной семьи, — в те времена, когда у людей еще имелись собственные идеи, как организовать свою жизнь.
На палубу вел трап из куска стальной решетки с сохранившимися цепными поручнями. Стальная дверь с круглым иллюминатором была заперта, а вместо ручки имелся массивный рычаг, словно на морском корабле. Безуспешно за него дернув, Норберт беспомощно огляделся, уверенный, что стук в этот люк не вызовет никакого слышимого звука и в нем столько же смысла, сколько в попытке пробиться в танк.
Увидев два закрытых черным стеклом глазка камер под релингом верхней палубы, он стал ждать. Позвонить и попросить открыть дверь он не мог, поскольку не знал номера.
Рычаг со скрежетом повернулся, чавкнула прокладка.
Помещение находилось под палубой, куда вела крутая лесенка. Вокруг царил полумрак. Круглые иллюминаторы вдоль стен были закрыты встроенными шторками, как в самолете, а единственным источником света служили два заводных походных фонаря, стоявших на овальном столе. Их динамо-машины тихо жужжали, где-то вдали капала вода.
Механик сидел за столом на привинченной к палубе кушетке, покрытой серой тканью. Такая же ткань цвета пепла покрывала часть стен там, где не теснились шкафчики из бамбукового ламината. На поцарапанной крышке стола стояли бронебук Механика, пустая консервная банка, полная окурков, и армейская термокружка со складной ручкой.
Посреди пола высился заглушающий модуль Механика с развернутыми панелями и медленно помаргивающими триодами.
— С охранником проблем не было? — спросил Механик. Он постучал по клавиатуре бронебука, и откуда-то послышалось низкое модулированное гудение, менявшее частоту в ритме его слов, но куда менее раздражающее, чем какотехно.
— Он на меня даже не взглянул, — ответил Норберт. — Посмотрел только на твое сообщение, повернул камеры на другую сторону парковки и показал мне дорогу.
— Это было сообщение от тех, кто здесь живет и платит ему за аренду, а не от меня, — объяснил Механик.
На кухонном столике маленького камбуза стояла открытая коробка с покрытыми фольгой армейскими пайками, в нише под лесенкой громоздился штабель мощных, по двадцать бар, баллонов со сжатым воздухом для пневмогенератора и пятилитровых бутылей с питьевой водой. Норберт взглянул на них, но промолчал — в нынешние времена паранойя была не редкостью и Механик не был в этом смысле исключением.
Сняв мокрый плащ, он повесил его на крючок у двери и отстегнул маску с лица.
— Какого черта ты мне велел ходить в этой дряни?
— Чтобы ты не заразился лиссабонкой? — криво усмехнулся Механик. — Впрочем, если можно совершенно легально ходить в маске, надо этим пользоваться.