Я достала из сумочки резиновые перчатки. Я же собиралась в поход. И конечно же мать сунула мне с собой медицинские перчатки. Медицинские перчатки в походе просто незаменимы. Они могут выполнять целую кучу функций. Во-первых, сугубо медицинскую. А вдруг кто-нибудь получит открытый перелом ноги? И тогда ты, не опасаясь никакого заражения, сможешь наложить шину. Во-вторых, в лесу вас будут безжалостно кусать комары, особенно в руки. Тогда вы сможете надеть на руки эти перчатки и будете избавлены от мук. В-третьих, в таких резиновых перчатках очень хорошо переносить холод, они греют. Моя мама – старая любительница походов, резиновые перчатки у меня всегда с собой.
– Хорошая мысль, – одобрил Жук. – Ты его щупай, а если он вдруг дёрнется, я его сразу прострелю. Безжалостнейше.
Я со щелчком натянула перчатку и потрогала плечо Дэна.
Плечо было как плечо. Тёплое, не холодное, не твёрдое. Обычное плечо. Я надавила пальцем на синеву, и Дэн поморщился.
– Когда падал, долбанулся. – Он надевал рубашку. – Там, под бассейном…
– Нормальное плечо, – сделала я заключение. – Плечо как плечо.
– Ты убедился? – спросил Дэн. – Убедился, баран?
– Убедился, – пробурчал Жук. – Ещё как убедился.
Но я подумала, что Жук не убедился, я подумала, что Жука убедит лишь полномасштабное вскрытие. Совсем как в «Чужом-3». С рассечением грудной клетки, с наматыванием кишок и разбрызгиванием чёрной свернувшейся крови.
Дэн натянул куртку и попрыгал, проверяя, не брякает ли что-нибудь. Затем он глубоко вздохнул, вентилируя лёгкие, прогоняя по венам кровь.
– Ты всё-таки зря выстрелил, – сказал Дэн. – Теперь оно, может быть, ранено…
– Значит, его можно убить. – Жук потряс самострелом. – Значит, оно человек. Во всяком случае, существо… Это маленькая победа – коридор не изменился…
– Жук! Дэн! Давайте всё-таки пойдём!
– Но пусть он всё равно идёт первым. – И Жук сделал приглашающий жест.
Дэн двинулся вперёд. Жук, как всегда, шагал последним. Дэн подобрал сломанную стрелу, понюхал её и бросил на пол. Рядом с обломками стрелы на полу было разлито что-то чёрное.
– Тварь! – крикнул Жук в коридор. – Жди, мы идём!
И мы…
…по лесной дороге. Дорога была вся в колдобинах, в колдобинах стояла вода, плавали чёрные лапчатые жуки, пахло тиной. Я знала, что скоро должна была быть река, но реки всё не было и не было, река лишь угадывалась там, за вершинами угрюмых лапчатых елей. Лес был захламлён и весь зарос тёмным бурьяном, лес окружал меня звуконепроницаемой стеной, но я слышала, что там, у реки, кричат чайки, делящие рыбу.
А потом я почувствовала, что кто-то идёт за мной.
Я оглянулась. Дорога была пуста. Но этот кто-то шёл, я чувствовала это.
Потом на дорогу выбежал Дик. Это был не простой Дик, это не была простая добродушная собака непонятной породы. У этого Дика не было головы. У этого Дика не было головы, но он смотрел на меня и скалил зубы. Как это могло совмещаться, я не знала, но это совмещалось. Шея вертелась туда-сюда, и хвостом он тоже вилял.
Безголовый Дик меня почему-то совсем не испугал. Дик постоял на дороге, а потом убежал в лес. И как только Дик убежал в лес, из-за деревьев сразу же вышел Володька. Он смотрел в мою сторону.
А Володька меня испугал. Он стоял и смотрел, и что-то там у него было с глазами, я не могла увидеть издали. Володька улыбался и махал мне рукой. Звал.
– Иди ко мне, – сказал Володька и снова поманил меня рукой.
Я пошла ему навстречу. Володька махал и махал рукой. И я уже побежала ему навстречу. Потому что Володька звал меня. Это ведь я втравила его в эту историю. Это ведь я сказала ему: «Слабо тебе в школьном подвале переночевать?» Мне было стыдно, я чувствовала себя виноватой.
И я почти уже подошла к нему, как вдруг увидела: Володька стоял и махал мне рукой, а глаз у него не было. Вместо глаз была пустота.
Я остановилась.
– Иди ко мне, – улыбнулся Володька. – Тут хорошо.
Я шагнула назад.
Улыбка сползла с лица Володьки, а глаза потекли чернотою.
– Иди сюда! – уже приказал Володька.
– Ты не он! – крикнула я ему. – Ты не Володька!
Володька улыбнулся, и улыбка у него была зубастой.
– Я лучше, – сказало существо. – Я лучше.
Я побежала. За спиной у меня засмеялись. Тяжёлым сухим смехом, таким не смеются люди.
Я бежала. Бежать было почему-то тяжело, будто я бежала через мёд. Оглядывалась. Володька не отставал. Но он не бежал. Когда я оглядывалась, он просто был за спиной, всё время на одном и том же расстоянии. Я пробовала ускорить свой бег, но ничего не получалось – Володька не отставал. И вдруг лес кончился и я выскочила в поле, огромное пшеничное поле, от края до края горизонта. Я оглянулась. Леса больше не было. Володька стоял в двух шагах от меня, в глазах у него крутилась темнота с красными искрами.
– Иди ко мне, – позвал он.
На меня пахнуло сухой шерстяной гнилью, Володька протянул ко мне руки, я закричала.
Проснулась.
– Чего кричишь? – спросил Жук. – Сон плохой?
– Наоборот, – ответила я. – Самый что ни на есть роскошный.
– О-па! – Жук перевесился через перила и плюнул вниз.
И Дэн тоже перевесился через перила и тоже плюнул вниз. Потом они плюнули вместе, соревнуясь, чей плевок долетит до полу первым. Победил вроде бы Жук, его плевок оказался более тяжёлым. У всех мальчишек есть одна общая черта – они очень любят плеваться. Стоит им оказаться хоть на какой-нибудь высоте, как сразу начинают плевать вниз.
– Я круче, – сказал Жук. – Я даже плююсь круче.
– Зато ты толстый, – ответил беспощадный Дэн.
– Я плотный, – возразил Жук. – Что, теперь вниз попрёмся? Тут этажей восемь…»
Восьмой вечер
– Мне ещё не такое снится, – сказал Корзун. – Вот как только приехали в лагерь, так такая дрянь приснилась, чуть язык во сне не проглотил!
– Там в тексте несостыковка, – заметил Малина. – Вот этот, Жук, стреляет горящей стрелой – и тут же ей, девчонке этой, снится сон. И на лестнице они какой-то уже… Как это получается?
– Там пропуск. – Новенький открыл тетрадь. – Невозможно прочитать. В некоторых местах записи закрашены тушью. А кое-где целые страницы вырваны.
– Почему это? – спросил Малина.
– Я уже говорил – она в кружок литературный ходила. Как в голову придёт, так и писала. Лишние места, наверное, были, вот и сокращала. А переписывать ей нельзя было. Негде. Да и некогда. Поэтому и пропуски. Я хотел переписать, но у меня не получилось ничего.
– Читай так, – сказал Малина. – Чего уж…