– Нашла! – радостно заявила Раиса. – Заказчицу нашла. Что ей сказать?
– Пусть завтра приходит к нам. Ася с Иваном съездят к Инге, заберут жилетку.
Но Инге захотелось встретиться с заказчицей самой. Женщина должна была приехать к двум, а к часу Кристина пригласила Ладу Тарасову – посмотреть работы Инги. И хотя их было всего две – Асины перчатки и жилетка, – Лада пришла в полный восторг. Они с Ингой устроились за столом Тимура, Раиса чинно поставила перед ними по чашке кофе. Процесс обсуждения совместной работы так захватил их, что помешал услышать звон колокольчика над входной дверью.
Первое, о чем подумала Инга, увидев вошедшую женщину, – ей очень пойдет жилетка. А в следующую секунду женщина сдвинула капюшон кашемирового пальто, освобождая торчащие хохолком золотистые волосы на макушке.
Инга споткнулась на полуслове, медленно встала, привычно потянулась за костылем и замерла, не в силах сделать ни шага.
Кристина сразу поняла, что произошло, но никак не могла решить, как она должна поступить в сложившейся ситуации. Неизвестно, зачем пришла Овчинникова – попросить организовать ей встречу с дочерью или же, наоборот, потребовать оставить ее и сына в покое. В любом случае первое слово должна была сказать именно она, Юлия.
А она замерла и, казалось, даже не дышала. Неизвестно, как долго продолжалась бы эта немая сцена, если бы не Раиса.
– Проходите, пожалуйста, присаживайтесь, – она указала на стул возле Кристининого стола, где любил сидеть майор Щедрый. – Может, хотите кофе?
– Спасибо, – голос Овчинниковой дрогнул. Не сводя глаз с Инги, она сделала шаг вперед, остановилась и тихо спросила: – Надя? Надюша? Ты меня помнишь?
Не успел стихнуть шум двигателя автомобиля, на котором Юлия Овчинникова увезла вновь обретенную дочь, как колокольчик над входной дверью снова затрезвонил.
– Андрей! – никогда еще Кристина не была так рада визиту майора Щедрого.
– Я на минутку, – заявил он и бухнулся на свой любимый стул. – Угостите?
Раиса тут же метнулась к кофемашине, а Федор полез в стол и выудил большую пачку макового печенья.
– Вот! – С выражением отчаянного любопытства на лице он положил печенье на стол перед Щедрым.
– Не томи душу, Андрюха, выкладывай! – выразил всеобщее мнение Рыбак. – Как там наш маньяк?
– Маньяк в порядке. Очнулся, при памяти, дает показания. Уже до такой степени пришел в себя, что я сегодня с разрешения врача устроил им очную ставку с Зуевой. Топят друг друга, как хозяйка слепых котят в ведре. Еще пока ничего точно не известно, я зашел только сообщить, чтобы вы не искали свою Гусеву. Сейчас Кудряшов немного оклемается и поедет показывать, где ее закопал.
– То есть он ее убил? – спросил Рыбак.
– Да. И ее, и Бородина. Следующей должна была стать Инга.
Майор в два глотка проглотил кофе, сунул в рот сразу три печенья и, попрощавшись, ушел.
В очередной раз в офисе «Кайроса» он появился только на следующей неделе. «Тайные покупатели» Ася с Иваном только вернулись из очередного рейда, и теперь Ася с Федором делали отчет для заказчика, а Иван обсуждал с Тимуром возможности победы нашей сборной по хоккею.
Затребовав, по обыкновению, кофе, майор сел поближе к Кристине и начал рассказ.
Мама Леонида Федоровича мечтала стать знаменитой пианисткой. Она часами барабанила гаммы, доводя до исступления соседей. Но то ли учителя были плохими, то ли бог обидел девочку, дав ей недостаточно таланта, мечта сбываться не хотела. Раннее замужество и рождение Ленечки прервали музыкальную карьеру матери на взлете. Но в душе она тешила себя надеждой, что сын обязательно пойдет по ее стопам и достигнет высот, которые ей покорить не удалось. В четыре года мальчик был отдан в музыкальную школу. Учителя считали его способным. Было только одно «но» – музыку Ленечка не любил. Да какое там не любил! Он ее терпеть не мог. И вынужденное высиживание за пианино положенных матерью трех часов в день со временем превратило это нетерпение в лютую ненависть. Подогревало ее наличие у Ленечки друга Петьки, которого, в отличие от него, не принуждали ни к каким дополнительным занятиям. Пианино стояло у окна, и в перерывах между пассажами он мог видеть, как во дворе лоботрясничает его друг. Но личная свобода была не единственным предметом зависти Леонида. У отца Петьки был магазин, где продавалось много воистину замечательных вещей. Петр к делу родителя относился пренебрежительно. Вот если бы тот торговал компьютерами, совсем другое дело, а так – старье всякое. Кудряшов же, каждый раз заходя в «Антикварную лавку», ощущал необъяснимый трепет перед этими вещами, многие из которых были старше не только его, но и многих взрослых.
Как же ему хотелось обладать хотя бы малой толикой этих реликвий! Один раз Леонид не удержался и сунул в карман кожаную табакерку с камушками на крышке такого пронзительно-синего цвета, что каждый раз, когда он глядел на нее, мальчика охватывал благоговейный трепет.
Исчезновения шкатулки никто не заметил. Во всяком случае, Кудряшову так показалось. В следующий раз он прихватил в магазине белоснежного мраморного слоника, радостно трубившего в небо. Тончайшая резьба воссоздавала каждую складочку на теле, отчего слоник казался живым. И снова никто ничего не сказал. Магазин сам провоцировал Кудряшова на дальнейшие кражи, и он же молча его поощрял.
По окончании музучилища Кудряшов устроился на работу в городской муниципальный оркестр. Платили мало, но он уже научился поправлять свое финансовое положение продажей безделушек из магазина друга. К тому времени отец Петра умер, и тот стал полноправным хозяином «Антикварной лавки». В оркестре Леонид не задержался. После первых же гастролей пришлось уволиться – не мог же он оставлять надолго мать, не обладающую железным здоровьем. Кудряшов подрабатывал частными уроками, а по вечерам, уступая горячим просьбам матери, играл на пианино. По ее словам, музыка лечила ее. Леонид матери не особо верил. Ну как может музыка увеличить просвет в коронарной артерии? Скорее, она немного смягчала присущее матери постоянное беспокойство – чтобы послушать игру сына, она садилась в кресло, делая паузу в практически непрерывном броуновском движении по квартире. Впрочем, возможно, доля истины в словах матери и была. После того как для ее лечения в престижной клинике пришлось продать пианино, она не прожила и полугода.
Смерть матери повергла Кудряшова в глубочайшую депрессию. И, чтобы хоть как-то поддержать друга детства, Бородин купил ему рояль. Это был самый настоящий «Блютнер»
[13], не новый, модернизированный, но обладавший высокой чувствительностью клавиш и тонкой нюансировкой звучания. В небольшую квартиру Леонида рояль не влез бы при любом раскладе, поэтому ему выделили место в магазине. Для того чтобы Леонид мог пользоваться им, когда заблагорассудится, Петр обеспечил его собственным ключом, а заодно и ключом от квартиры на третьем этаже, чтобы другу, если тот сильно увлечется игрой, не пришлось ночью добираться домой.