Тайна булгаковского «Мастера…» - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Филатьев cтр.№ 11

— А что с нами? Бу‑дет?..

— Мишенька, не разговаривайте! Доктор…

— Потом объясню! Всё будет! Я уж заведывал. Нам что? Мы аполитичны. Мы — искусство!..

— А я?

— Ты завлитом будешь. Да».

Такие строили они планы. Но чтобы воплотить их в жизнь, сначала нужно было выздороветь. А это было непросто («Записки на манжетах»):

«Ночь плывёт. Смоляная, чёрная. Сна нет: лампадка трепетно светит. На улицах где‑то далеко стреляют. А мозг горит. Туманится…

Строит Слёзкин там. Наворачивает. Фото. Изо. Лито. Тео. Тео. Изо. Лизо. Тезо… Ингуши сверкают глазами, скачут на конях… Шум. В лупу стреляют. Фельдшерица колет ноги камфарой: третий приступ!..

— О‑о! Что же будет?! Пустите меня! Я пойду, пойду, пойду…

После морфия исчезают ингуши. Колышется бархатная ночь…»

Вот как оно обернулось! Ему опять кололи морфий! Ему, с таким трудом излечившемуся от наркотического пристрастия? Значит, Булгаков вновь был на волоске от рецидива коварной болезни?

К счастью, всё обошлось. Несмотря на практически полное отсутствие квалифицированной медицинской помощи, Татьяна Николаевна спасла мужа и на этот раз — выходила. В мае 1920‑го он с трудом, но встал на ноги. Ходил с палкой, опираясь на руку жены.

На этом история доктора Булгакова, который на досуге сочинял статьи‑фельетоны, закончилась. Начался новый виток жизни. Вчерашний военврач принялся всерьёз овладевать профессией литератора. Профессией, которой предстояло стать главным делом его жизни.

Литературная секция

На всём Северном Кавказе уже прочно установилась советская власть, а Михаил Булгаков продолжал ходить по Владикавказу в шинели белогвардейского офицера. Другой верхней одежды у него просто не было.

В книгах о Булгакове почему‑то не указывается, до какого звания дослужился он у белых. Косвенные сведения дают основания предположить, что оно вполне могло быть полковничьим (возглавлял медицинскую службу полка). Но пусть он даже был майором или капитаном, всё равно белый офицер у красных должен был чувствовать себя не очень уютно. Два раза в месяц ему надлежало являться в местное отделение ЧК для перерегистрации. На вопросы об образовании он теперь отвечал, что закончил естественный факультет университета, а не медицинский — чтобы не мобилизовали.

А в городе уже многое изменилось. Об этом — в дневнике Юрия Слёзкина:

«Белые ушли — организовался ревком, мне поручили заведование подотделом искусств. Булгакова я пригласил в качестве заведующего]литературной секцией».

О том, как начиналась служба у большевиков, рассказано в повести «Записки на манжетах»:

«После возвратного — мёртвая зыбь. Пошатывает и тошнит. Но я заведываю. Зав. Лито. Осваиваюсь».

Через год, 1 февраля 1921 года, в письме к двоюродному брату Константину (он находился тогда в Москве) Михаил Афанасьевич подробно обрисовал свою жизнь периферийного литератора:

«Ты спрашиваешь, как я поживаю. Хорошенькое слово. Именно я поживаю, а не живу…

Весною я заболел возвратным тифом, и он приковал меня… Чуть не издох, потом летом опять хворал».

По поводу своих эпистолярных занятий Булгаков сообщал следующее:

«Я живу в скверной комнате на Слепцовской улице …. пишу при керосиновой лампе… За письменным столом, заваленным рукописями… Ночью иногда перечитываю свои раньше напечатанные рассказы (в газетах! в газетах!) и думаю: где же сборник? Где имя? Где утраченные годы?

Я упорно работаю…»

Из чего состояла это работа? На первых порах он принимал участие в просветительских вечерах, которые устраивались на летних эстрадах и в кинотеатрах. Об этом и написал брату Константину:

«Это лето я всё время выступал с эстрад с рассказами и лекциями».

За выступления платили деньги. Не очень большие, но для семейного бюджета весьма ощутимые. На подобное «жалованье» жили тогда многие из тех интеллигентов, кто волею судеб оказался в большевистском Владикавказе.

Местным властям были явно не по душе эти «рассказы» и «лекции» вчерашних белогвардейцев. И в один прекрасный день («Записки на манжетах»):

«Кончено. Всё кончено… Вечера запретили…

Ума не приложу, что ж мы будем есть? Что есть‑то мы будем?»

Запрет лекций перекрывал источник поступления хоть каких‑то денег. Ведь за работу в подотделе не платили ничего. Выручала лишь Татьяна Николаевна («Жизнеописание Михаила Булгакова»):

«Жили мы в основном на мою золотую цепь — отрубали по куску и продавали. Она была витая, как верёвка, чуть уже мизинца толщиной. Длинная — я её окручивала два раза вокруг шеи, и она ещё свисала… С тех пор, как родители мне её подарили, я всегда её носила не снимая… И вот на эту цепь мы жили!»

В литературный отдел, которым заведовал Булгаков, часто заглядывали гости — писатели, поэты. Среди них были и довольно известные личности.

«… Осип Мандельштам. Вошёл в пасмурный день и голову держал высоко, как принц. Убил лаконичностью:

— Из Крыма. Скверно! Рукописи у вас покупают?..

— Но денег не пла… — начал было я и не успел окончить, как он уехал. Неизвестно куда…

Беллетрист Пильняк. В Ростов, с мучным поездом, в женской кофточке.

— В Ростове лучше?

— Нет, я отдохнуть!!

Оригинал — золотые очки…»

В стране, завершавшей гражданскую войну, поэты и писатели искали тепла, участия. Но, прежде всего, им нужны были средства для пропитания. Лишь двадцатисемилетний Борис Пильняк рискнул поехать просто «отдохнуть». Неслыханная по тем временам роскошь. Булгаков ни о чём подобном даже подумать не мог, ведь само его существование зависело от золотой цепочки жены. И пока было что от неё отрубать, он писал. Много писал. И не только рассказы и фельетоны. Пробовал себя в драматургии. В том же письме брату Константину сообщал:

«… на сцене пошли мои пьесы. Сначала одноактная юмореска „Самооборона“, затем написанная наспех, чёрт знает как, 4‑х актная драма „Братья Турбины“.

О «Братьях Турбиных» впоследствии воспоминал и Юрий Слёзкин:

«Действие происходит в революционные дни 1905 г. — в семье Турбиных — один из братьев был эфироманом, другой революционером. Всё это звучало весьма слабо».

Булгаков тоже не был в восторге от этой пьесы. Но ещё больше расстраивало его другое, и он жаловался Константину: