– Для меня единственный способ жить дальше – это погрузиться в работу. А этот сад… Я просто знаю, что с его появлением связана целая история. Мне не терпится взяться за дело, но мои руки связаны обещанием, которое я дала дадиме.
– Так какой же у тебя план?
– Ну, его можно осуществить только с твоей помощью.
– С моей? – Отец поднял брови. – А, вот зачем ты ко мне пришла. Я-то надеялся, что ты просто хочешь со мной поболтать, но ты всегда преследуешь какую-то цель.
– Да. – Прия улыбнулась. – Поможешь мне? Пожалуйста!
– А у меня есть выбор? Ты ведь так вежливо просишь. Что я должен сделать?
– Не нужно хмуриться.
– Я просто немного тревожусь. И разве можно меня за это винить?
– Дадима попросила меня не общаться с Мэри, поэтому я хочу, чтобы вместо меня с ней пообщался ты. Я напишу для тебя список вопросов. Так я не нарушу данное дадиме обещание не контактировать с Мэри и не снимать фильм. Но если у меня будут ответы Мэри, я смогу начать собирать информацию и готовить материал для съемок…
Отец улыбнулся ей, и Прия увидела в его глазах гордость и любовь.
– Надеюсь, твоя мать сейчас смотрит на тебя.
Глаза Прии который уже раз за последнее время внезапно защипало, однако теперь это были слезы радости, вызванные чувством благодарности к отцу. Овладевшая ею меланхолия медленно, но неуклонно отступала.
Прия осознала: несмотря на то что она злилась на Джейкоба за то, как он поступил, в глубине души она по-прежнему скучала по нему. Однако женщина больше не чувствовала себя такой опустошенной, как в первые дни после его ухода.
Часть 7
Надежда и любовь
Глава 86
Мэри
Та же земля. 2000 год
Мэри сидела на веранде, глядя на играющих в саду детей. До нее доносился их радостный визг. Сколько их резвилось в этом саду за все эти годы? Сколько прошло через эти двери? Подсчитать было невозможно. Они приходили к ней в гости, дети, которые уже выросли и создали собственные семьи. Некоторые из них работали в школе, другие – в приюте.
Столько детей… И все же ни один из них не был ее.
«Стоило ли оно того?» – спросила себя Мэри.
«Да, безусловно, стоило».
Школой и приютом теперь управляли сын Амина, Джахид, его жена, Нур, и их дети, Ахмад и Асия. Сад у дворцовых ворот перешел под управление государства, став муниципальным, и был открыт для посещения, в отличие от закрытых садов на территории дворца, доступных лишь богатым клиентам пятизвездочного отеля, в который превратился теперь дворец. Мэри по-прежнему каждый вечер посещала этот давным-давно созданный ею сад. Сидя на одной из установленных там скамеек, она любовалась цветами. Мэри больше не могла добираться туда пешком, поэтому Джахид отвозил ее на машине.
Именно когда Амин оставил Джахида на ее попечение, у Мэри возникла мысль построить на пустующем поле рядом со школой приют. Обретение Индией независимости сопровождалось кровопролитием, и множество детей осталось без родителей, так что приют быстро наполнился воспитанниками.
После войны Мэри написала своей тете, просто чтобы убедиться в том, что у них все в порядке. Тетя ответила ей; она просила Мэри вернуться домой и все ей прощала. Война, на время которой их фамильный особняк был превращен в госпиталь, стерла все, в том числе и гнев. На этой войне Роуз потеряла мужа, а Лили и Айрис – женихов.
Они продолжали переписываться. Дядя Мэри умер в 1947 году, а тетя – в 1956-м. Роуз и Лили уже стали бабушками, а Айрис – прабабушкой. Они в каждом письме приглашали Мэри в Англию. Но хотя ей пару раз и хотелось туда отправиться, она так и не вернулась. И не вернется.
Да и как она могла уехать? Оба ее сына жили в Индии – тот, которого забрала у нее подруга детства, и тот, которого дал ей друг.
Мэри умрет здесь и будет похоронена в той же земле, что вскормила ее сыновей и их семьи.
Она не боролась за Ричарда как следовало. Тогда она была юной, испуганной, одинокой и подавленной. Ей никто не верил. Да, она пыталась, но была недостаточно настойчива. Однако ради Ричарда Мэри боролась за остальных детей, находившихся под ее опекой.
«Этого недостаточно», – шептал ей внутренний голос.
Мэри устала. Ужасно устала. У нее было две радости. Одна из них – это сады, тот, который Мэри сейчас видела с веранды, и тот, что рос перед дворцом, дар и бремя любви, потерянной и обретенной. Другой радостью были дети, все ее дети.
Раз в неделю Джахид возил Мэри на кладбище, где упокоились ее родители. Она уже договорилась со священником, чтобы ее похоронили рядом с ними.
Я прожила долгую жизнь, принесла много пользы. Видела, как рос Ричард, а затем – Прия. Этого должно быть достаточно.
Впрочем, даже когда Мэри говорила это себе, иногда, в темные предрассветные часы, ей очень хотелось, чтобы у нее появился шанс увидеться с сыном и его дочерью, ее собственной внучкой. Всего один раз. Представляла, каково было бы обнять их. Видела широкие плечи сына, его красивое лицо, уже успевшее покрыться морщинами за долгую жизнь в разлуке с ней. Видела внучку, ее плечи, напоминавшие крылья ангела, ее тонкое прекрасное личико. Она была ее главным сокровищем. Сокровищем, к которому Мэри не могла прикоснуться.
Раздался стук.
– К тебе посетитель, – сказала жена Джахида. Она едва дышала от восторга, а на ее щеках играл румянец. – Очень важный. Сам принц!
И хотя он больше не был принцем, все по-прежнему оказывали ему почести, причитавшиеся правителю. Для них ее сын навсегда останется таковым.
Мэри схватилась за сердце.
Она слышала, что Сита умирает и что к ней приехали Ричард с Прией и остановились во дворце – гости в своей бывшей резиденции.
Но ее сын?.. Здесь?..
Именно этого ждала Мэри. Именно этого желала, именно об этом мечтала. Ее сын каким-то образом выяснил, что она его мать, и теперь, обняв ее, скажет: «Мама, я люблю тебя!»
«Прекрати!» – отругала Прия свое воображение.
Почему сейчас? Почему он здесь после стольких лет? Как он узнал?
Что ж, скоро ей это станет известно.
Посмотревшись в зеркало, Мэри пригладила свои длинные седые волосы. Отряхнула платье. Ее руки тряслись. Глупая женщина.
Ричард. Мой Ричард. Пусть все и зовут его Арджуном.
Он не твой сын. А ее. Он принадлежал ей почти всю свою жизнь.
– Приготовь чай и закуски, – сказала Мэри, обращаясь к Нур, и осторожно вышла в приемную.
Когда она вошла туда, ее сын встал. Мэри видела его лицо, так часто являвшееся ей в мечтах. Такое знакомое. Такое любимое. И все же – чужое.