Зато у него будет мать. Разве сможет кто-нибудь любить его так же, как уже люблю его я?
Эти мысли терзали Мэри по ночам, танцуя в ее голове, словно светлячки над озером, пока ветер вздыхал среди фруктовых деревьев и растений, о которых она заботилась. Ребенок толкался, напоминая о своем существовании и беседуя с Мэри во тьме, как будто они были единственными людьми на свете. Ребенок, который был ее плотью и кровью. Единственный человек в этом мире, который принадлежал лишь ей одной. Мэри разговаривала с ним среди ночных шорохов. Однако затем она начинала слышать насмешливый голос: «Что ты можешь предложить этому ребенку? Ты даже не можешь гарантировать, что он будет чувствовать себя счастливым среди детей слуг из Озерного дворца, приплывающих в школу на лодке. Над ним будут смеяться из-за того, кто он. Над ним и над тобой».
«Ты говоришь, что любишь своего ребенка? Однако разве любить не означает желать человеку самого лучшего? Если бы ты любила этого ребенка, то, несомненно, отдала бы его, чтобы он смог расти с двумя родителями, которые любят его, а не с разведенной опозоренной матерью, прошлое которой покрыто позором».
Сита тужилась, сражаясь с волнами боли. Она тужилась и тужилась, пока наконец…
…вздохнув, не почувствовала облегчение.
В комнате раздался плач новорожденного.
А вот монахини и медсестры молчали. Однако это не было спокойное молчание людей, хорошо выполнивших свою работу. Оно было тяжелым и обвиняющим.
– В чем дело? Что с моим ребенком?
В тишине, не нарушаемой ни одним из взрослых, малыш зарыдал.
Подталкиваемая инстинктом, Мэри с трудом села и взяла ребенка на руки.
Мальчик. Скользкий, худенький, идеальный комочек со сморщенным личиком. Он плакал как котенок, широко раскрывая ротик и показывая розовые десны. Коричневое, как кокос, личико обрамляли пучки черных волос. Мэри прижала своего чудесного ребенка к себе, и он начал тыкаться носиком в поисках груди.
Мэри дала ему грудь, и ребенок начал ее сосать, сжимая сосок крошечными деснами. Мэри поняла, что ни за что его не отдаст. Она его родила. Он – ее. Она будет заботиться о нем и защитит его – если понадобится, даже ценой собственной жизни.
Словно прочтя ее мысли, монахини разом ожили.
– Ты не можешь его оставить, – сказала одна из них. – Не такого.
– Что с ним не так?
У ребенка чего-то не хватало? Мэри пересчитала пальчики на руках и ногах. В замешательстве она посмотрела на монахинь, и внезапно до нее дошло: ни им, ни сестрам в школе она не говорила, что ее ребенок – наполовину индус. Мэри никому не рассказывала о его отце. Это было слишком личное.
– Я не отдам его! – с жаром заверила она монахинь.
«Будь свободной, – зазвучал в голове у Мэри призыв ее родителей. – Живи по-своему».
– Как ты будешь его растить? – спросила другая монахиня. – У тебя нет денег. Ты разведена, а семья тебя отвергла. А с ребенком, особенно с таким ребенком, тебе очень сложно будет найти мужа.
– Мы найдем хорошую семью, которая его усыновит, – взывала к Мэри третья монахиня. – Индийскую семью, ведь у малыша темная кожа. Ни одна белая пара его не примет. Индусы любят светлокожих детей, а он сойдет за светлокожего индуса. У нас выстроится очередь из желающих его забрать.
– Я хочу его оставить, – повторила Мэри, еще сильнее прижимая к груди своего – своего – ребенка.
– Это эгоистично…
Опять это слово.
Это не эгоистично. Это правильный выбор, единственно правильный выбор. Этот ребенок – ее. Один в целом мире. Она не может с ним расстаться.
Одна из монахинь протянула к нему руки.
– Нет! – сказала ей Мэри, сама удивившись ярости в своем голосе.
Ребенок моргнул, однако продолжал спокойно сосать ее грудь.
Мэри знала, что другие матери в приюте не брали младенцев на руки, и поступали так не из-за жестокости. Это позволяло им не привязываться к детям, чтобы потом легче было отдать их монахиням.
Однако сын Мэри держался за нее так, словно от этого зависела его жизнь. Или, быть может, это она за него держалась.
Глава 65
Сита
Возможность. 1937 год
Когда подошел девятый месяц «беременности» Ситы, муж сказал ей:
– Ты слишком много работаешь. Тебе нужно больше отдыхать. Перестань хотя бы заниматься благотворительностью.
– Я отправлюсь в Озерный дворец и проведу последние несколько недель там. Это место помогает мне расслабиться.
Сита уже давно хотела сказать это мужу, ведь так она будет находиться поближе к Мэри. А теперь он сам предложил ей эту возможность.
– Хорошо, – ответил Джайдип, однако затем на его лице появились тревожные морщинки. – Я буду приезжать к тебе так часто, как только смогу, – если получится, каждую неделю, однако не смогу быть с тобой все время. Что, если у тебя случатся преждевременные роды?
– Со мной поедет повитуха.
– Но…
– Как только у меня начнутся схватки, я пошлю кого-нибудь за тобой.
– А что, если у тебя будут осложнения? То есть я не… Боже упаси…
– Прошу тебя, не волнуйся. Повитуха все время со мной, и я прослежу за тем, чтобы лодка и машина всегда были наготове.
Сита потянулась к мужу и поцеловала его.
Сита завтракала, когда служанка, которую она подкупила в Озерном дворце, попросила ее об аудиенции.
Женщина запыхалась и выглядела взволнованной. Ей можно было доверять: служанка знала, что, если кто-то узнает о планах Ситы, платежи прекратятся и она больше никогда не найдет работу.
Сита приказала остальным слугам выйти.
Когда они остались наедине, королева обернулась ко все еще тяжело дышавшей женщине.
– Что такое?
– Ночью у Мэри-мемсахиб начались схватки.
– И ты говоришь мне об этом только сейчас?
Голос Ситы был резким и взволнованным.
– П-простите, махарани. Я не хотела тревожить вас посреди ночи.
– Я сказала «в любое время дня и ночи». Чего именно ты не поняла?
Сита старалась, чтобы ее голос звучал ровно, однако в нем все равно послышалась ярость. Ее разум лихорадочно работал, составляя план.
Ей нужно будет уединиться на пару дней, заставить повитуху сказать, что все случилось слишком быстро, отправить Джайдипу сообщение о том, что она потеряла много крови и ее нельзя беспокоить, и договориться, чтобы ребенка – если он родился здоровым и достаточно светлокожим – принесли сюда.
Если этот малыш не подойдет, придется рискнуть и выбрать приемного сына среди детей других живших в приюте женщин или взять подходящего новорожденного в одном из сиротских приютов.