Смерть Гитлера - читать онлайн книгу. Автор: Лана Паршина, Жан-Кристоф Бризар cтр.№ 57

В многочисленных интервью археолог из Коннектикута не делает тайны из своих рассуждений. Речь идет о швах, которые соединяют кости черепа. Вот что говорит Ник Беллантони в видео, снятом в его университете в Коннектикуте, УКОНН, как его еще называют: «Обычно с возрастом черепные швы закрываются, а тут они еще открытые, что соответствует индивиду между двадцатью и сорока годами» ^[58]. Эти пресловутые черепные швы как раз рассматривает внимательно Филипп Шарлье. «Я бы не рискнул определить возраст таких костных останков, как этот, основываясь на степени сращенности черепных швов. Этот процесс у всех людей идет по-разному. Например, у меня они могут быть полностью закрытыми, как у пожилого человека, а у моей бабушки в момент ее смерти они были открытыми. Повторяю: по степени закрытости черепных швов невозможно точно определить возраст человека, которому он принадлежал. Тем более, когда у вас есть только треть всего черепа. Не получится».

«Нет!» Дина недовольна. «Нет!» – вторит ей Николай. Лана поясняет: у нас есть разрешение. «Нееет!» Доктор Шарлье собирается надеть стерильные перчатки. Он хочет, чтобы ему открыли коробку из-под дискет и вынули оттуда фрагмент черепа. Лана переводит его просьбу с какой-то лихорадочной возбужденностью. Ответ обоих архивистов холоден, как сибирская зима. Не откроем. Особенно для иностранного ученого или для журналистов, сухо и резко повторяет Дина. Даже не обсуждается. В комнате нарастает напряжение. Обстановку разряжает Филипп Шарлье, он тихонько говорит: «Да это неважно. Без этого обойдемся. Я могу продолжать рассматривать череп?» Николай не ожидал такой хладнокровной реакции. Судмедэксперт поворачивается к нему, он на голову выше него. «Только посмотреть. Я не трогаю». В конце концов, Дина выдавливает из себя: «Да». Да.

«Тогда я продолжаю. Я не тороплюсь, и тем хуже для них, если они рассчитывали закончить пораньше сегодня вечером». Лана воспользовалась моментом, выскочила в коридор и стала звонить Александру, прося о помощи. После десятка гудков он все-таки взял трубку. Лана подает сигнал бедствия. Ситуация сложная, в архиве отказывают, чинят препятствия. Александру все уже надоело, и он отвечает, что больше ничего сделать для нас не может. «Разбирайтесь сами!»

Время приближается к 18 часам. Николай смотрит на часы и топает ногой от нетерпения. Французский эксперт чувствует, как вокруг него нарастает напряжение. Он невозмутимо набивает в свой портативный ноутбук всю информацию, которую ему удается наскрести. Полученные данные он обработает и изложит в своем отчете. В дополнение и подтверждение выводов своей экспертизы он включит в доклад сверхвысокого разрешения фотографии черепа и всех предметов, выложенных на столе. «Теменное отверстие (правая теменная кость), звездчатый разрыв в левой теменной…» В своей работе профессионал по исследованию мертвых не нуждается в помощи живых, которые рядом с ним. Даже в содействии изощренных российских архивистов.

«Вот, посмотрите вот тут, например, очень интересно…» Он указывает пальцем на отверстие, хорошо различимое на макушке черепа. «Очевидно, что это следы от выстрела. Пуля прошла голову насквозь и вышла на уровне теменной кости. И это выходное отверстие, а не входное. Характерна его форма, вывернутая наружу. Шириной около 6 миллиметров. Это не означает, что калибр оружия был 6 мм. Я не могу установить калибр только по выходному отверстию. Пуля вполне могла раздробиться или деформироваться». Зато он считает, что можно с уверенностью сказать, в какой момент был произведен выстрел. «Пуля пробила еще свежую влажную кость», – утверждает он. И если речь идет действительно о черепе Гитлера, то выстрел был произведен либо когда он был еще жив, либо вскоре после его смерти.

Исследование продвигается с невероятной скоростью. Теперь внимание французского судмедэксперта привлечено к черноватым пятнам на черепе. «Это остатки почвы, из захоронения, скорей всего. Можно также видеть следы обугливания. Они доказывают, что он подвергся длительному воздействию огня. Обладатель черепа был сожжен при очень высокой температуре». По словам тех, кто был в бункере и выжил, было израсходовано почти 200 литров бензина. «Совершенно верно, – соглашается Шарлье. – Сжечь тело непросто. Чтобы полностью уничтожить труп человека, необходимо не менее 100 килограммов дров или несколько сотен литров бензина. В организме человека много жидкости. Отсюда часто и происходит неоднородность карбонизации».

Николай слушает так, будто понимает каждое произнесенное по-французски слово. Он почти оттаял. В его глазах даже появляются искры восхищения. Рядом с ним, в тележке, полное досье документов по делу Гитлера. Я не могу удержаться, чтобы еще раз не покопаться в старых пыльных папках. Я легко читаю подписи советских руководителей того времени. Имена, ставшие привычными по мере проведения нашего расследования: Берия – «главный полицейский Сталина», Молотов – дипломат, Абакумов – честолюбивый сыщик… Я ищу нечто конкретное. То, что касается допроса Хайнца Линге, камердинера Гитлера. Доклад от 27 февраля 1946 года. Он напечатан на машинке и подписан нацистским заключенным внизу, на каждой странице. Я показываю его Филиппу Шарлье.

Описание раны соответствует визуальному осмотру, проведенному доктором Шарлье. Даже если на данном этапе невозможно установить принадлежность черепа, данные совпадают. Более того, показания камердинера многое проясняют для судмедэксперта. Особенно тот факт, что череп после выстрела оставался целым. «Если действительно стреляли в правый висок, то логично предположить, что выходное отверстие будет как раз в левой теменной области. И у нас есть способ выяснить, лгал ли Линге или нет. Мы можем проверить гипотезу, согласно которой выстрел был произведен в рот». – «Как?» – «Да по зубам! Если мы обнаружим следы пороха на зубах или на деснах, это будет доказательством того, что выстрел был произведен в ротовое отверстие». Ох уж эти пресловутые зубы, находящиеся в архивах ФСБ, доступ к которым нам пока отложили.