– Мемуары – это да, Сергей Эрастович. Вот вымрет наше поколение, аки мамонты в стародавние времена, – кому вспомнить-то старое? Да-с… А вот с шустовским у меня беда, гостюшка дорогой. Племенник днями заходил, да все и вылакал, ирод!
– Вот беда так беда! – хохотнул Зволянский. Умел он, не подавая виду, примечать даже самые легкие телодвижения собеседника. И по тому, как непередаваемо сыграл старик-дворецкий бровями, сразу смекнул – что за племянник тут был. – Вот беда так беда! Сбегай-ка, как там тебя, человече, к кучеру моему – я, как нарочно, велел ему про запас бутыленцию купить. Вот и пригодится запасец-то, а, Иван Осипович?
Когда невольная суета, возникшая в связи с переносом старца к круглому столу посреди залы, улеглась, собеседники взялись за рюмки.
– Ну-с, нас со встречей нечаянной, а вам, вам, Иван Осипович, во здравие! – Зволянский, чокнувшись и чуть поморщившись, пригубил коньяк из нечистой рюмки.
Старик с удовольствием, хоть и закашлявшись, выпил, бросил в рот порезанное на кусочки сморщенное яблоко, долго гонял его беззубыми деснами, наконец проглотил и вдруг поглядел на гостя совсем не старческими, мутными, а ясными, с хитринкой глазами.
– Партейку в древнюю индийскую игру не желаете? – заранее зная ответ, спросил он. И, дождавшись отрицательного жеста, жестко закончил: – Тогда кайтесь, Сергей Эрастович, чего это ради вы меня в ночь-полночь посетили? Чего ради коньяком дорогущим поите, и чего от меня, убогого, ожидаете? И не надо, бога ради, про мемуары мои никчемные поминать. Мы ж с вами профессионалы, Сергей Эрастович. Только вы-то нынешний, а я в тираж вышедший, так сказать. Но, как видно, потребовался старый Велио, а?
– Потребовался, – мгновенно перестроился директор. – Очень нам ваша память понадобилась нынче, а паче чаяния – записи и старые вырезки из газет, кои вы как зеницу ока храните!
Старик тоже преобразился, даже морщины на ссохшемся лице словно разгладились.
– Что ж… Готов помочь и слушаю вас.
– Нужен мне офицерик один, – медленно, подбирая слова, начал Зволянский. – Исчез он осенью 1874 года. 20 лет не было о нем ни слуху ни духу – и вдруг объявился. Под чужим именем просидел все эти годы в монастыре в Южной Польше, в Ченстохове. Объявился калекой – с отрубленной левой рукой. Нужен, очень нужен он мне, Иван Осипович, – но не знаю, могу ли ему доверять? А дело серьезное, поверьте.
– Семен, подай-ка мне папку за указанный господином год, из крайнего шкапа! – распорядился Велио. – Непростую задачку вы мне задали, ваше превосходительство! Знаете ли вы, к примеру, что только в одном Петербурге расквартировано около ста тысяч военнослужащих из разных полков и батальонов? Что ежегодно, только по приблизительным данным – ну что тут поделать, не любят армейские полицейских! – из этих полков и батальонов исчезает почти треть солдат и офицеров? Где ж тут вашего беглого сыскать, Сергей Эрастович? Ежели, к примеру, поздней осенью или зимой пропадают в Петербурге людишки – так их весной только можно сыскать, когда лед ломается. Всплывают, прости мя господи! А всплывают-то в голом виде, раздетые до нитки – где ж тут офицера от мазурика отличить? Полиция всех таких чохом записывает в пострадавшие в пьяном виде от утопления… Не-е, Сергей Эрастович, не по адресу пришли. За коньячок, конечно, благодарствую, но помочь…
– Погоди ты, дослушай, Иван Осипович! Сию статистику я и без тебя знаю! Не совсем так дело было! Поехал наш офицер в Европу, будем считать – в командировку служебную. Дело было, как уже поминалось, осенью 1874 года. А на обратном пути случилась у него стычка с неким иностранцем. Иностранец погиб, а наш офицер руки левой лишился. Поскольку иностранец был важной дипломатической персоной, то пропавшего офицера объявили во всероссийский розыск. Исключили из списков батальона, лишили воинского звания и вообще собирались под трибунал отдать. А ему, можно сказать, повезло: попал он в руки знающего хирурга из Варшавы, да еще со знакомствами в Ченстоховском монастыре, чей госпиталь и поныне славится. В общем, спрятали его там монахи на два десятка лет. Отсиделся там, да вот нынче и объявился…
– Погодите, ваше превосходительство, совсем я, видать, старый стал. Кого ж вы искать изволите, коли и так все про вашего «монте-кристо» знаете? – Старик нацепил на нос очки в тонкой стальной оправе, нашел в папке нужную закладку и принялся перелистывать хрустящие страницы. Часть их он безжалостно выдергивал, складывал отдельной стопкой. Буквально через несколько минут работа была закончена.
Старик перетасовал часть бумаг, выровнял их стопочкой и с поклоном передал директору Департамента:
– Извольте, ваше превосходительство. Все, как есть – в хронологической последовательности разложено.
– Ну, а на словах? Коротко ежели? – Зволянский уже разливал коньяк.
– На словах? В июне месяце 1874 года объявился в Санкт-Петербурге чрезвычайный и полномочный посол Японии, господин Эномото, с сопровождающими его, как и положено, лицами. По принятии верительных грамот к послу был выказан чрезвычайный монарший интерес. Балы в его честь, приемы – ну, в газетах все подробно описывается. Еще пишут о необычайной приязни, возникшей между господином Эномото и прапорщиком лейб-гвардии саперного батальона Михаилом Бергом, – старик хихикнул. – Ежели не в Зимнем посол пребывал, стало быть, с другом-гвардейцем Северную столицу изучал-с. Переговоры по Сахалину шли с японским послом ни шатко ни валко – не могу подробностей знать, ваше превосходительство, – может, так оно и положено. Только вот осенью одно из сопровождающих господина посла лиц засобиралось экстренно в Европу. И Берг отчего-то за ним помчался. А на обратном пути, уже в границах Российской империи, случилась между господином Бергом и японским господином Асикагой ссора. Да такая, что стороны решились, не дожидаясь прибытия в российскую столицу, драться…
Велио выкушал свою рюмку, пососал яблоко и продолжил:
– Это уже частично не из газет, ваше превосходительство, как вы понимаете. Найденный хладный труп японца и исчезновение Берга вызвали сильнейший государев гнев. Прапорщик был исключен из списков батальона, вслед за этим Япония представила России ноту протеста. Однако высочайшее указание о розыске Берга осталось без последствий, тот как сквозь землю провалился и, несмотря на все усилия полицейских и жандармских сил, найден так и не был. Не был найден и доктор, оказавший смертельно раненому прапорщику помощь и увезший его с места событий на паровозе в Варшаву…
Старик перелистал несколько пожелтевших листов, пояснил:
– Это донесения агентов наружного наблюдения и почтовых служащих. Были ориентированы на тот случай, ежели раненый Берг вступил бы в переписку с невестой, дочерью тайного советника Белецкого. Ничего особенного в этих донесениях нету, ежели не принимать во внимание одно ма-а-аленькое обстоятельство, – Велио снова захихикал. – Будучи православного вероисповедания, семейство Белецких регулярно посещало храмовые праздники и воскресные службы в ближайшем от места жительства соборе. Но вот чудо-чудное: один из агентов, молодой совсем, обратил внимание на то, что неутешная невеста ставит свечи за упокой жениха своего, а ее батюшка – во здравие. Ну, тайный советник – человек занятой, на важных делах сосредоточен. Мог по рассеянности разок-другой попутать… Агенту было приказано наблюдение некоторое время продолжать, но потом оно как-то на нет сошло…