– Она совсем девчонка, а я инвалид, – признался Агасфер. – Дурно так пользоваться благодеянием, полагаю! Да я ведь и в самом деле просто пожалел мадмуазель Стеклову, безо всяких задних мыслей, как вы изволите выражаться…
– Ну, как хотите! – сделав равнодушное лицо, пожал плечами Архипов. – А то я, признаться, хотел Танечке Зволянской на именины игрушку забавную передать. Думал себе – вот и посыльный найдется!
– Ну почему? Я с удовольствием! То есть, готов оказать вам услугу, – смешался Агасфер. – Только в экипаже, боюсь, стоя ехать придется из-за проклятой докторской мази! Да и амбре от нее такое, что семейство Зволянских на порог может не пустить!
– Экий вы скорый, милостивый государь! – рассмеялся полковник. – Именины у Танечки, во-первых, только послезавтра. А там, глядишь, и мазь смените! Вот только одно условие поставлю: после покушения на вашу персону ваш визит к Зволянским надо обставить с максимальной безопасностью!
– И ему до поры не говорить, – кивнул Агасфер. – А то всех городовых Петербурга в качестве почетного конвоя отрядит!
* * *
– Позвольте мне представить вас моей дочери, Татьяне! – в глазах мадам Зволянской вспыхивали насмешливые искорки. – С Настасьей Васильевной ведь вы, кажется, знакомы.
Настасья Васильевна сделала еле приметный знак, и двенадцатилетняя девочка присела в книксене. И тут же подбежала к своей воспитательнице, прижалась к ее боку, заглянула снизу в ее лицо.
– Да, мы знакомы! – с улыбкой подтвердила Настя. – Вообще, я должна сказать, что знакомство с господином Агасфером изменило мою судьбу… Как вы сегодня странно одеты – в русском народном стиле! Будто на маскарад собрались! Здравствуйте, господин Агасфер!
Длинная свободная рубашка с вышитым воротником, наподобие балахона, в коих летом щеголяют в петербургских садах художники, была единственной одеждой, которая почти не касалась залепленной пластырем и все еще болезненной раны. Поэтому Агасфер надел ее, собираясь на «свидание» с мадмуазель Стекловой. Но не говорить же ей об этом! И он просто молча поклонился.
– Агасфер? – удивилась Таня. – На уроке Закона Божиего в гимназии я слышала, что это такой седой противный старик, который обидел кого-то и в наказание должен вечно скитаться по свету!
– Ну, поседеть я еще успею, мадмуазель Татьяна, – улыбнулся Агасфер. – И противным стать, наверное, тоже. А пока я только скитаюсь, и, как видите, забрел к вам! А где же та особа, которой я обязан счастью знакомства с вашей воспитательницей, мадмуазель Татьяна?
– А-а, это вы про кошку! Про Марусю! Мам, ты не видела Марусю?
– Ну где ж ей быть, как не в папином кабинете! – вздохнула мать. – Твой отец пропадает на службе с утра до ночи, и кабинет в полном ее распоряжении! Самое удивительное, что Маруське, единственной в нашем доме позволено ворошить бумаги на его столе и валяться на всех креслах! Хотите ее увидеть, господин Агасфер?
– Если это возможно, мадам! Даже у противных скитальцев есть в этой жизни свои привязанности!
– Вот видишь, Татьяна, ты обидела нашего гостя! – начала выговаривать дочери мать. – Пойдемте, я не думаю, чтобы Сергей Эрастович стал бы возражать против такого визита в его кабинет в его отсутствие. Интересно, узнает она вас или нет?
Кошка Маруська умывалась на рабочем столе директора Департамента полиции. Она мельком глянула на вошедших и тут же, покачивая хвостом, направилась прямо к Агасферу. Оказавшись на краю стола, она прыгнула к нему на грудь и громко замурлыкала.
– Ой… А у вас, господин Агасфер, рука деревянная или железная? – спросила Зволянская-младшая, внимательно наблюдая за гостем.
– Татьяна! – крикнула мать, хмурясь уже по-настоящему.
– Ничего страшного! – успокоил ее Агасфер. – Кто-то рождается с обычными руками, а кто-то с железными! Вот там, где мне приходится странствовать, людям с обычными руками приходится труднее… Правда, Анастасия Васильевна?
– Молодые люди! – решила разрядить обстановку мадам Зволянская. – Кухарка сказала мне, что с обедом она управится часа через два-три. Не желаете ли пока прогуляться? А мы с Татьяной посмотрели бы ее вышивки…
– Боюсь, что столько времени у меня просто нет, – виновато откликнулся Агасфер, боясь посмотреть в сторону Анастасии Васильевны, надевшей с утра явно «прогулочное», нарядное платье. – Я нынче, видите ли, должен уезжать и зашел только засвидетельствовать свое почтение.
– Тогда я провожу вас. Ну хотя бы до конки, – вызвалась явно расстроенная девушка.
– Ну разве что до экипажа, – улыбнулся Агасфер. Не мог же он объяснять девице, что полковник взял с него слово временно воздержаться от пеших прогулок без сопровождения Медникова.
– Прощайся с нашим гостем, Татьяна. Он уходит. – Мадам, явно пресекая попытки дочери напроситься в провожатые до экипажа, увлекла ее в детскую. – Возьми Маруську, а то наш гость никак не может оторвать ее от себя!
– Хорошо, мамочка. До свидания, господин Агасфер! А вы можете привезти мне из странствия что-нибудь интересное? А то папа одних кукол привозит…
– Татьяна! – уже не шутку рассердилась мать.
– Ничего, ничего! – Агасфер легко прикоснулся к кудряшкам девочки. – Обещаю, что из своего странствия я привезу вам что-нибудь интересное!
Выйдя из парадного и кутаясь в длинную цветную шаль, Настя испытующе поглядела на спутника:
– Как странно… Мы встречаемся с вами в третий раз, а у меня ощущение, что я знакома с вами давным-давно.
– Я тоже испытываю нечто похожее, – признался Агасфер.
– И еще мне кажется, что вы немножко чародей. Вот мы с вами встретились, и у меня стало сбываться то, о чем только мечталось. – Настя искоса поглядела на Агасфера. – Признайтесь, это ведь вы приложили свою «волшебную» руку к моим переменам?
– Ни в коем случае! Что вы!
– И у вас очень опасная служба. Или жизнь у вас опасная, не знаю… Ваша очередная отлучка тоже будет опасной?
– О-о, совершенно нет! Даю вам слово!
– Вы каждый раз даете слово и возвращаетесь с новой раной, – покачала головой девушка.
– С чего вы взяли?
– Когда вы надевали пальто, то скривились словно от боли. Знаете, я ведь очень наблюдательная!
– Да-а, от вас ничего не скроешь… Я это заметил, – согласился Агасфер. – Но на сей раз моя поездка не будет опасной. Вам нравится у Зволянских?
– Сергея Эрастовича я почти не вижу. Он уходит рано утром и иногда под утро и возвращается. А его жена очень мила. Танечка же – просто чудо!
– Слушайте, Анастасия Васильевна, а когда я вернусь, вас отпустят со мной в синематограф?
[78]