Приехали ко мне. Я приготовила чай и, разложив на столе вспомогательный материал и наглядные пособия, продолжила рассказ. Потом еще раз заварила чай. Уж не знаю, сколько стаканов мы выпили, когда я подошла к концу. Матеуш слушал молча, делая записи в блокноте, только при упоминании Финетки пробормотал что-то невнятное.
— А как они вышли на тебя? — спросил он, когда я закончила. — Я что-то не уловил.
— Думаю, тремя путями. Все пути ведут ко мне, я чувствую себя прямо Римом каким-то. Во-первых, через зуб. Канадская полиция переслала его своим польским коллегам, а те через поликлинику установили, чей это зуб. Во-вторых, через скорняка. Он связан был с Гоболой, а тут я оши-валась поблизости от Гоболы, очень подозрительно... Ну и в-третьих, меня выдал Дойда. Он так хотел быть законопослушным, что выболтал милиции, чего не следовало бы. И о том, что у меня была фотография Михалека, и о том, что я интересовалась ограблением Фреди. Может, были и еще какие пути ко мне, но я о других не знаю.
— Оперативно действовали! — похвалил Матеуш стражей порядка. — Только не понимаю, почему тебя сразу не посадили за решетку.
— Я тоже не понимаю. Думаю, через меня надеются выйти на остальных членов шайки. Видишь, на тебя уже вышли, — отплатила я ему его же монетой.
Матеуш не очень испугался. Его волновало другое.
— Все-таки не понимаю, как к ним попал твой зуб, ведь он должен быть у Финетки, — сказал он. — Повтори-ка еще раз.
Я послушно повторила. Матеуш курил сигарету и внимательно разглядывал аспарагус.
— Да, все так, он должен быть у Финетки. Ты права, видимо, она заметила подмену и заменила негатив на снимок. Выходит, у тебя фотография, у того типа — реклама, а Финетке достался твой зуб.
Я напомнила Матеушу, что у меня две фотографии. На одной из них был представлен Пшемыслав на лоне природы, я только что продемонстрировала Матеушу эту фотографию. Он еще раз внимательно рассмотрел ее и сказал:
— С самого начала я подозревал Пшемыслава в нечистой игре. Не знаю, как для официальных органов, но лично для меня этого доказательства его нечистой игры вполне достаточно. Таинственный пан Дербач из каких-то таинственных контролирующих органов...
— ...направленный на нелегальную работу с таинственной миссией! — подхватила я. — Надеюсь, теперь у тебя достаточно доказательств его преступной деятельности и ты сможешь его наконец обезвредить. Что же касается Финетки, то она действовала на два фронта, Михалеку тоже что-то должна была дать, вот и осчастливила его моим зубом. Или этот зуб ему подсунули специально...
— Кто подсунул?
— Те, кто его убил. Не сам же он утонул.
— А зачем было ему подсовывать? Чтобы ментам помочь? Где обнаружили твой зуб?
— В пачке с сигаретами, которая лежала в лодке.
— Ты уверена, что это были его сигареты?
— Нет, конечно. Полиция предположила, что курящий обязательно захватит их с собой. Ты бы захватил? Или отправился на лодке без сигарет?
— Конечно, захватил бы.
— Так вот, чтобы смерть выглядела естественной, убийцы подбросили потом сигареты и зажигалку. Ты прав, это могли быть сигареты не Ми-халека, а первые попавшиеся...
— ...и обрати внимание, дело могло происходить в Финеткином доме.
Я попыталась представить себя на месте Финетки. Вот в моих руках кем-то подложенный негатив с зубом. Что бы я сделала? Уничтожила его? Ну нет, это же вещественное доказательство, я бы его припрятала на всякий случай, может, запрятала в спешке...
— Сколько времени прошло между гибелью Михалека и похищением снимка у Финетки? — спросил Матеуш.
— Пять дней. От субботы до четверга. Суббота считается, четверг можно не считать, Михалек утонул рано утром.
— За пять дней они могли разобраться в обмане, поняли, что Финетка дала им не то, пришли обыскать ее дом...
— Кто пришел? — перебила я Матеуша. Матеуш надолго замолчал, раздумывая и черпая вдохновение из аспарагуса.
— Михалек, — наконец твердо заявил он. — От него Финетка прятала снимок в пудренице. Подозревали его, а не тебя. И потому ты жива, а его убили. Возможно, он пришел туда искать на свой страх и риск, нашел, спрятал, а его тут и схватили...
— В таком случае сигареты были его?
— В таком случае его. Они не знали, что он успел что-то спрятать в пачку.
— Да, не скажешь, что в этой милой шайке царят мир да любовь.
— Кстати, насчет любви, —оживился Матеуш. Знаешь, Гатя сменила фамилию. Она уже не Таларская.
— А какая же?
— Мадам Бок. Супруга Альфреда Бока-Козловского. Вышла за него замуж семнадцать лет назад. Теперь мне понятен ее ажиотаж в поисках «Цыганки». Видимо, супруг потребовал ее в качестве приданого.
Я искренне посочувствовала Гате. Если мои глаза меня не обманывали, если под той перчаткой и в самом деле скрывался протез, уважаемый супруг столь темпераментно изменял ей с Финеткой... Мало эта девка отбила у несчастной женихов в молодости, теперь еще и мужем занялась...
— Вот оно что! — раздраженно проговорила я. — Значит, Мундя с Козловским стакнулись, а Гатя должна была представлять своего рода живую гарантию добропорядочности в бизнесе. Так он носит протез?
— Да, но очень интересный мужчина.
— Да, тот был довольно интересный. А ты откуда знаешь?
— Я видел их свадебную фотографию. Сейчас у них трое детей.
— Эх, надо было украсть фотографию! Матеуш стал оправдываться:
— Когда мне ее показывали, я еще не знал, что она нам пригодится. О Боке я только сейчас узнал от тебя. Послушай, Иоанна, ты слишком много знаешь, не пойму, каким чудом тебя до сих пор не пристукнули.
— Мне это тоже кажется странным, вернее, казалось, пока я не подумала как следует. Теперь понимаю — одну меня убивать им не имеет смысла, надо тогда еще человек пять прикончить. Хватит о пустяках, давай решать, что будем делать. Раз уж ты здесь, будь добр, теперь ты принимай решения.
— Капитан Леговский надежный и порядочный человек, —сказал Матеуш, подумав и допив остатки остывшего чая. — На все сто процентов. Это о нем я тебе говорил, помнишь? Что знаю в милиции человека, которого никакими миллионами не подкупить. И я считаю, надо действовать вместе с ним.
— Хорошо, — сказала я. — Давай пока ты все как следует обдумай, я же заварю кофе. Для разнообразия...
Осенний лес, тихий и спокойный, был сказочно красив в своем роскошном уборе. Домик лесника Ментальского казался необитаемым — двери заперты, окна настежь открыты. Запертые в боксе собаки полаяли, почуяв нас, и затихли.
— Наверное, он в лесу, — предположил Мачек. — Ненадолго ушел, иначе бы окна позакрывал.