— Не торопись, мать, а вдруг они еще там? Вряд ли, мертвая тишина просто давила, не похоже, чтобы в доме было еще хоть одно живое существо, кроме нас. Поднявшись наверх, мы увидели приоткрытую дверь. Спальня. Войдя, я сразу поняла, что больше искать нечего.
В стене над кроватью зиял пустотой большой сейф, в замке дверцы болталась связка ключей. Я даже не стала заглядывать внутрь. На постели валялась небрежно брошенная желтая картонная папка. Я даже не стала прикасаться к ней, заранее зная, что ничего там не осталось.
— Возвращаемся, — угрюмо проворчала я. — Больше здесь делать нечего.
Мы уже почти спустились с лестницы в холл, как вдруг услышали звук чьих-то шагов у входной двери, потом звякнуло что-то металлическое. Я чуть было не слетела с двух последних ступенек: настолько неожиданными и зловещими показались звуки, нарушившие мертвую тишину, царящую в доме. Быстро оглядевшись, Роберт схватил со столика в холле тяжелую высокую вазу из литого стекла. Тут мы услышали звук удаляющихся шагов, и все стихло.
Я подумала — еще одно потрясение, как эти два последних, и все, мне каюк! Сердце больше не выдержит.
Роберт поставил вазу на место и высказал предположение, что это приходил почтальон. Он подошел ко входной двери и вернулся с конвертом в руках.
— Покойнику принесли письмо. Ну что, уходим или собираешься здесь остаться насовсем?
Взяв со стола вазу, только что поставленную на место Робертом, я ее старательно вытерла юбкой и приказала сыну:
— Принеси из ванной полотенце и вытри хорошенько все, к чему ты тут прикасался. Не бойся, правосудию мы не навредим, я уверена, преступники действовали в перчатках.
Сын растерянно стоял передо мной с конвертом в руке.
— Поспеши! — раздраженно прикрикнула я, выхватила конверт, сунула в карман юбки, а сына подтолкнула к двери ванной.
Дом скорняка мы покинули тем же путем — через окно в ванной комнате. Сумка моя у стены стояла целая и невредимая.
На полпути в Стони Крик я попросила сына где-нибудь остановиться, чтобы немного остыть, прийти в себя. Роберт остановил машину у одного из бесчисленных «Макдональдсов». Сидя за столиком со стаканом холодного грейпфрутового сока в руке, я пыталась привести в порядок мысли.
Сначала Гобола, теперь скорняк... Те, кого я разыскиваю, оказываются убитыми буквально за несколько минут до встречи со мной. Стечение обстоятельств или... Кто мог знать, что я к ним отправляюсь? В Польше Мачек, исключено, здесь Хенек. Но не мог же он знать, что к скорняку я отправлюсь именно во вторник! Кому-то сказал и тот следил за мной? Этому кому-то, видно, делать нечего, как только разъезжать за мной по всему свету и приканчивать у меня перед носом нужных людей! Глупости, не могла я тогда не заметить этого кого-то.
Нет, наверняка и Гобола, и скорняк погибли по одной и той же причине — из-за проклятой карты с лепешками, они оба знали о ней и слишком много о другом, связанном с ней. Обоих не ограбили, впрочем, может, у скорняка забрали из сейфа вместе с документами и какие-нибудь ценности. Господи, убили двух порядочных людей! Они не собирались разыскивать немецкие клады, не были для преступников конкурентами, за что же их убили? Видимо, за то, что они слишком много знали, в том числе и кое-кого из шайки...
Стой, что-то не так. О том, что они много знали, бандиты не вчера проведали, а ведь и Гобола, и скорняк жили себе все эти годы спокойно, и только теперь... только теперь, когда я принялась их разыскивать...
Все во мне протестовало против этого абсурдного, но вполне логичного вывода. Идиотизм, тогда уж скорее меня надо убить, и хлопот меньше. Хотя... Убить надо было бы и Мачека, и Ма-теуша, и, возможно, Алицию... И Ментальского, и Дойду, и Хенека! Нет, и в самом деле, проще было ликвидировать этих двух. О чем это ребенок говорит?
— В случае чего-отопрусь, —говорил Роберт. — По грязи мы не ходили, следов от моих ботинок в доме не должно остаться, да и ботинки могу, на всякий случай, выбросить. Мать, да ты не слушаешь меня!
— Слушаю, про ботинки.
— Не только. Ты у меня специалист по детективам, а во всех детективах под конец обязательно приходит письмо, благодаря которому все и разъясняется. У нас есть письмо. Посмотрим?
Судорожно сунув руку в карман юбки, я с облегчением нащупала конверт. Действительно, у нас есть письмо, а я даже в эти считанные доли секунды уже успела представить себе картину, как мы возвращаемся в Торонто и медленно тащимся по автостраде, разыскивая на ней письмо, адресованное покойнику. Нет, мое богатое воображение меня таки когда-нибудь прикончит!
Итак, письмо адресовано В. М. Хиллу. На конверте его фамилия и адрес, внутри конверта — открытка с морским пейзажем и коротким текстом на немецком языке.
Общими усилиями мы с Робертом сделали перевод. Приблизительный перевод, скажем так: «Дорогой, дом готов и уже в порядке. На стене я повесила индийский барометр. Выглядит положительно. Духа не было еще. Целую. С.» — Немного странно получилось, — с сомнением произнес Роберт.
— Нет, не индийский, — подумав, сказала я. — Надо индусский. Барометр, сделанный в Индии. А какого духа?
— Откуда мне знать? — возмутился сын. — Может, злого.
— По-английски ghost означает дух, привидение.
— Но ведь здесь же по-немецки!
— Но звучит схоже, так что тоже, наверное, дух.
— Да нет же, по-немецки Gast означает гость. Гостя не было!
— Интересно, откуда пришло письмо? — Роберт взял в руки конверт. — Обратного адреса нет, а вот на почтовом штемпеле... Не разберешь. О, Кашубы! Почта Бэррис Бэй.
Вырвав конверт из рук сына, я вскочила со стула:
— Немедленно едем в Бэррис Бэй! Тереса там уже с субботы ждет нас. Там мы просто обязаны найти этого самого «С»! Ну, поехали!
Сын встал не торопясь и спокойно ответил:
— Поехали, но сначала домой. Если тебе так необходимо туда ехать, поедем. Только придется мне снова отпроситься с работы, а раньше четверга меня точно не отпустят. И вообще мне страшно не хочется ехать туда, комары загрызут, но чего не сделаешь ради родной матери!
— Никогда в жизни у меня не получалось то, что я себе наметила, — призналась я Роберту, глядя на простирающееся за лесом озеро. — Все рещал случай, глупейшее стечение обстоятельств. Не представляю, как случай поможет нам в данной сложнейшей ситуации.
Ребенок попытался подбодрить меня:
— Не такая уж она сложная, только немного обширная, не знаю, успеем ли мы все объездить за два дня. И что станет говорить Тереса, когда ты примешься приставать к незнакомым людям.
— А чего ей говорить, я притворюсь, что заблудилась, попрошу стакан воды... Честно говоря, я толком не разработала план действия. Вернее, планов этих у меня штук двадцать, да только ни один не подходит.