– Пошел вон.
Сандер вышел. В ушах по-прежнему звучал плач.
Он так и не понял, удалось ли Фейре что-то услышать.
* * *
Они покидают Росмер, когда наступает ночь, и устремляются к Земле тысячи огней. По всему выходит, что три фрегата прибудут на место к рассвету. Люди все время повторяют: если Шторм позволит, если Эльга не отвернется – нас ждет успех. Она не гадает, она знает точно – все получится.
Звездный… огонь. Теперь она может повторить в мыслях слова, которыми люди называют запретное. Это странные слова – ложь и правда в них перемешались в равных долях. Или, может быть, лжи чуть-чуть больше, но она признает, что образ красивый. Даже если никто – почти никто – из живущих в этом мире на самом деле не имеет понятия, как выглядит пламя звезды.
Два других фрегата следуют ее курсом, но пока что не вторят движениям. ~Он~ в глубине души волнуется из-за того, что предстоит с ними сделать, но зря: один раз выучив новый трюк, она его уже никогда не позабудет. Так было с нырянием, так было со сменой цвета парусов. А младшие – так она их называет в мыслях, такими их видит – слишком глупы, чтобы сопротивляться. К тому же они очень хотят ей услужить, поэтому сломить их волю и вынудить принять звездный огонь у нее на борту совсем нетрудно. Она уверена, что при необходимости заставила бы их принять его и к себе на борт. Чуть сложней будет с «Зеленоглазой», которой придется загородить собой второй выход из гавани, рискуя попасть под обстрел или стать жертвой таранного удара, но она и тут преуспеет – нет никаких сомнений.
После того что она перенесла, для нее нет ничего невозможного.
– Он~ уже не раз проливал собственную кровь на палубе, и она эту кровь поглощала. Но в этот раз ей показалось, что они оба вывернулись наизнанку и сошлись в противоестественном, омерзительном объятии, не оставляющем места для тайн. Он будто признал свою причастность к тому, о чем она не хотела думать. К тому, что ждало впереди. И, конечно, связь – она истончилась до немыслимых пределов, она почти порвалась. После ухода Сандера ~он~ просто сидел, тяжело дыша и устремив перед собой помертвевший взгляд, и все это время был для нее почти непроницаем. И лишь потом, когда ~он~ пришел в себя и потихоньку сплел новый канат из обрывков, паривших вокруг, она снова ощутила поток эмоций и мыслей, в котором преобладала скорбь.
Еще ~он~ испытывал тревогу – особую тревогу, проистекающую из одного определенного образа, который она не смогла сохранить в тайне. Но этот образ был таким причудливым и пугающим, что ~он~ его не понял и теперь беспокоился. До сих пор беспокоился: стоя на носу, глядя во тьму одновременно собственными глазами и с ее помощью, ~он~ пытался осмыслить увиденное: все эти гниющие кости, всю эту иссушенную плоть во тьме. Пытался, но не мог ничего понять.
Если бы она умела говорить, сказала бы: скоро ты все поймешь.
Но она лишена дара речи, а подбирать образ не хочется – ей все еще больно…
Так или иначе, она летит вперед в сопровождении двух младших, и все идет по плану: до восхода остается почти час, когда они приближаются к Земле тысячи огней с северо-западной стороны. Запах звездного огня здесь почти не ощущается, а еще невысокая возвышенность посреди острова мешает его обитателям увидеть, что они больше не одни. Это при условии, разумеется, что там не выставили дозорных, но ~он~ убежден, что их нет: мятежные вороны слишком сильно уверены, что их крепость неприступна, и ждут совсем других гостей, которые придут с юга.
У западной оконечности острова они разделяются: «Душа бунтарки» обходит остров с севера, чтобы в небольшой бухте на восточном берегу высадить пятьдесят солдат, а «Зеленоглазая» и она идут дальше на запад, как будто минуя Землю тысячи огней. Дальше все зависит от того, сумеет ли ~он~ правильно рассчитать время. Через нее ~он~ узнает, что происходит с отрядом «Души»: тот продвигается в невысоких зарослях, приближаясь к форту, который грозно высится впереди. Одновременно два фрегата занимают позиции в некотором отдалении от берега, погасив на борту все огни, чтобы дозорные, которые с этой стороны точно есть, их не увидели раньше времени.
И вот момент настает.
– Вперед, – произносит ~он~ почти беззвучно.
Отряд идет в атаку. Над фортом что-то вспыхивает и слышится гром – слишком сильный для такого расстояния, думает она, а потом понимает, что воспринимает происходящее одновременно с двух перспектив, видя его в том числе и глазами матросов «Души». Это лишь чуть-чуть страннее ее обычного морского зрения, и она уже привыкла – так привыкла, что почти не замечает ничего необычного. ~Ему~ тяжелей, ~его~ даже подташнивает, но она не предлагает никакого утешения.
– Он~ хотел увидеть в ней полезный инструмент. Инструменты не утешают – они просто… работают.
Это зарево, этот гром – конечно же, пушки форта. Ее орудия стоят на нижней палубе, нацелив рыла на отверстия, которые она сама же и сотворила в своем теле, повинуясь замысловатой команде, отданной не ~им~. Команда поднялась откуда-то из глубоких тайников памяти – и произнес ее бестелесный, мертвый голос. С этим еще предстояло разобраться. Она знала, что изменения не завершились: в межпалубном пространстве созревало кое-что. Об этом она не рассказала ~ему~, потому что сама не понимала, как оно будет выглядеть, когда появится на свет, и сколько нужно ждать. А ~он~ теперь слишком сильно беспокоится о другом, чтобы почувствовать перемену.
Фрегаты идут к острову. Вход в гавань загораживают подводные рифы, образуя два достаточно узких естественных канала, которые защитники форта могут обстреливать с высоких стен. У небольшой пристани стоит пришвартованный черный фрегат – единственный корабль заговорщиков, на котором им удалось сбежать из Росмера. «Кусака». Она невольно задается вопросом, кем была эта сестра до того, как ее переделали. ~Он~ не спросил, да и вряд ли Рейнен Корвисс знал это. Мало кому приходило в голову поинтересоваться, кем были черные фрегаты до того, как омерзительная магия изменила их облик и суть. Казалось, потеряв разум, они теряли и всякое право считаться чем-то большим, нежели плавучие груды костей и мяса с воткнутыми сверху мачтами.
Обитатели форта убеждены, что никто их не потревожит: во-первых, обычный фрегат не приблизился бы к этому месту даже на десять миль. Здесь и впрямь все смердит огнем – она это чувствует отчетливо, но не боится и не теряет самообладания. «Зеленоглазая» вторит ей во всем. Во-вторых, пушки форта стали бы для корабля, одолевшего свой страх, грозным напоминанием, что путь закрыт.
Не для нее.
Развернувшись правым бортом у восточного канала, ведущего к пристани, она готовится к дальнейшим действиям, хотя на самом деле они от нее не зависят. «Зеленоглазая» приближается к западному на расстояние, которое не дает защитникам крепости ее обстрелять, но позволяет преградить путь черному кораблю, если тот решит сбежать этим путем.
– Он~ отдает короткий приказ одному из новых матросов – тех, что пока не стали по-настоящему своими, – и юноша мчится на нижнюю палубу, где все приходит в движение. Через считаные минуты она чувствует, как тяжелые орудия подкатываются ближе к отверстиям в борту, а еще через тридцать секунд раздается жуткий грохот – и ее обжигает волной жара, вырвавшейся из стволов.