Но однажды он проснулся от необычного резонанса Арки, эхом разносившегося по парящим просторам Серебряного города, и на краткий миг все замерло.
Он знал, что означает эта Песнь Света: рождение нового ангела.
С тех пор, как он решил стать смертным, в Арке родилось несколько ангелов, но принимать участие в церемонии рождения он не мог, потому что стал им чужим, и ему оставалось только наблюдать. Тираэль поспешно оделся, лихорадочно шаря пальцами по ткани. Он ненавидел человеческую одежду, надевание которой занимало время, ненавидел прикосновение ткани к коже. Это напоминало ему о том, от чего он отказался, а не о том, кем стал.
Оказавшись снаружи, Тираэль присоединился к потоку ангелов, направляющихся к Серебряному Шпилю. Если они и поняли, кто он такой, то не подали виду. Никто не реагировал на его смертный статус, все внимание, словно в трансе, было приковано к Шпилю. «А если бы они заметили?» – задумался он. Все-таки Тираэль по-прежнему был членом Совета, пускай его больше и не слушали. Неужели он пал столь низко и столь стремительно, что жалкие остатки его гордости рассыпались прахом, который потом развеял ветер?
Терзаемый собственными мыслями, Тираэль стоял, возвышаясь над остальными. День был ясным, небо – голубым, воздух – свежим и бодрящим, и песня заставляла камни под ногами гудеть все сильнее, по мере приближения к Шпилю. Ангелы гармонично отзывались на Песнь Света, но из их бессмертных уст не исходило ни звука. Вместо этого их вибрации на совершенной частоте превращались в пульсирующую энергию. Во дворе Тираэль увидел толпу ангелов, собравшихся под парящим сооружением. Хоть он и видел Шпиль, остававшийся, как и все остальное, поистине великолепным, бесчисленное количество раз, его новая смертная сущность смотрела на него с неприкрытым восхищением. Высота Шпиля была почти непостижима, он устремлялся ввысь, словно два клинка, сверкающие кристаллическими гранями. Кольцевидные платформы делали его основание больше, в то время как остальные, не такие высокие башни и шпили, вырастали вокруг него. Почти на самой вершине находилось сооружение, напоминающее крылья ангелов. Здесь и располагалась Хрустальная Арка.
Хребет Ану.
Ану был первым существом – Единым, тем самым, из которого были созданы все существа света и тьмы, добра и зла. Единый изгнал зло, но оно обернулось чудовищным драконом Татаметом, первым воплощением Единого Зла, и два существа враждовали в течение целой вечности, прежде чем их последнее противостояние не привело к колоссальному взрыву, разрывая и разбрасывая останки их сущностей повсюду, тем самым создавая Вселенную. Шрамом такого создания стал Пандемоний, в то время как семь голов Татамета породили семь Великих Зол Преисподней, а тело его легло в основу их Царств. Хребет Ану превратился в Хрустальную Арку, а вокруг нее образовались Небеса.
Для Тираэля эта история была стара как мир, и за долгие годы существования архангела успела стать его частью, так что он редко думал о ней. Но чем ближе он подходил к огромному Шпилю, тем отчетливее становилось воспоминание о легенде, о чуде сотворения Вселенной. Здесь, на Небесах, обосновался свет и покой, в то время как хаос, тьма и зло обрели свой дом в Преисподней. Две стороны продолжали сражаться друг против друга в Вечном Противостоянии, и ни одна из них не могла одержать победу. И вот где-то там, ровно посередине, не принимающий ни одну из сторон, способный как на небывалые благодеяния, так и на разрушительное насилие, лежал Санктуарий, населенный расой людей.
Тираэль был очарован этой битвой между добром и злом, бушующей в душе каждого смертного. Та же борьба Ану и Татамета, только менее масштабная. Добро и зло, свет и тьма, жизнь и смерть. Куда отправляются люди после смерти? И куда уйдет он сам? Он знал, что у человечества много теорий на этот счет, но все они далеки от истины.
По неизвестной причине Тираэль подумал о чаше, все еще покоящейся на его груди. Он чувствовал, что обязан воспользоваться ей снова, но не осмеливался. Он боялся того, что может увидеть.
* * *
Ангелы, уже собравшиеся под Шпилем, почти целиком заполнили широкий двор, но как член Совета, Тираэль имел право претендовать на место у самой Арки.
Ангелы заметили его, когда он пробирался сквозь толпу. Он высоко держал голову, словно бросая им вызов. Никто не посмел препятствовать ему, и все же Тираэлю потребовалось время, чтобы подняться. Словно вода, сквозь замысловатые узоры и выемки в кристалле пробивались полосы света, эффектно вспыхивая почти у самой вершины Шпиля, и пульсируя в такт Песне так ярко, что резало глаза. Тираэль с трудом сдержал желание прикрыться рукой и взобрался по ступеням на платформу.
Те ангелы, что стояли на вершине Арки, принадлежали Империю; новый ангел, рожденный сегодня, будет распределен в Залы Доблести, и было принято, чтобы братья и сестры из того же царства платили дань.
Рождение ангела возможно лишь тогда, когда свет и звук находятся в совершенной гармонии, резонируя на одной волне, что приводит к огромному выбросу силы. Хребет Ану порождает ангелов, как продолжение самого себя. Поговаривали, что рождение нового ангела возможно лишь после смерти одного из прежних.
Со всех сторон поднимались огромные алмазные кристаллы. Мерцая, они создавали одну за другой волны яркого света, которые затем соединялись в центре, паря над головами ангелов. Движения становились все интенсивнее, пульсируя все быстрее, и резонанс достиг такой силы, что был почти оглушителен для смертных ушей Тираэля. Вибрация зрителей усиливалась вместе с резонансом. Песнь Света больше не дарила успокоения, а лишь перегружала его чувства. Все, что теперь видел и слышал Тираэль, изменилось с того рокового дня, когда он сбросил крылья в зале Ангирского совета. Он чувствовал себя так, словно прожил две жизни – одну, будучи бессмертным, а другую уже после того, как стал человеком – и они были никак не связаны между собой.
Как мог он оставаться здесь, среди ангелов, хоть один лишний день?
Внезапно, он испытал к себе отвращение – все, что было в нем доброго и святого, исказилось. Тираэль развернулся, стремясь уйти, но по мере того, как песня становилась громче, толпа двигалась вперед. Чувствуя, что его уши вот-вот не выдержат, архангел стиснул зубы и повернулся обратно. Световые пульсации соединились в единой мерцающей точке прямо над ним, тонкие, словно волоски, нити потрескивали и щелкали друг об друга. Волоски начали сплетаться, образуя замысловатое полотно, которое сворачивалось в кокон, и внутри него архангел увидел извивающуюся фигуру, сотканную из столь яркого света, что смотреть прямо на нее он был не в силах.
Но что-то пошло не так.
Он скорее почувствовал в воздухе, чем услышал какой-то диссонанс. Одна из нитей света, такая тонкая, что казалась просто трещинкой на поверхности новорожденной сферы, стала серой. Но она определенно была, этого Тираэль не мог отрицать.
Струйки света продолжали подниматься по хребту Ану и окутывать фигуру изнутри, присоединяясь к ней, а песня продолжала звучать все громче. Но одна-единственная нота, такая слабая, что ее едва можно было расслышать, не попадала в такт. Это заставило Тираэля вздрогнуть и повернуться к трепещущим в экстазе ангелам с распростертыми крыльями. Неужели больше никто этого не чувствует?