Крем полностью оправдал надежды девочки, благодаря ему волосы стали не только пронзительно черными, но и блестящими. Девочка заплела их в несколько косичек и закрепила на макушке шпилькой. Остатки черной краски пошли на брови и ресницы.
Результат получился ошеломляющим. Ее большие голубые глаза в оправе ужасающе черных ресниц казались еще громаднее и светлее. Яночка попробовала прищуриться — о, и в самом деле, похожа на арабскую девочку, ведь лицо уже здорово успело загореть. Открыла глаза — катастрофа! Придется держать глаза прищуренными...
Несколько озадаченная, девочка отправилась переодеваться. Кофточка может остаться прежней, просто белая с короткими рукавами, очень хорошо. С маминой же юбкой дело оказалось не столь простым, пришлось подвернуть ее на поясе в несколько слоев. Теперь она была просто ниже колен — то, что надо. Девочка оглядела себя в зеркало и осталась очень довольна. Вот если бы не эти противные глаза...
Павлик кончил покраску сандалий, пощупал одну бигудю и решил, что высох.
— Яночка! — крикнул он. — Долго мне сидеть на солнцепеке? Посмотри, вроде высохло.
Дверь распахнулась, и Павлик чуть не слетел с крыльца при виде сестры.
— Езус-Мария!
— Вот только с глазами не знаю что делать, — пожаловалась Яночка. — Наверное, все-таки придется надеть темные очки.
— Да ты что! — возразил брат, когда к нему вернулась способность говорить. — Просто отпад! Я тебя и не узнал. Выйди-ка на середину двора, дай посмотрю как следует.
С восторгом оглядев со всех сторон сестру, которая специально прошлась несколько раз от крыльца к калитке и обратно, брат заявил:
— Не нужны никакие очки. Когда лицо в тени, глаз вообще не видно. Очки захватим, на всякий случай, но мне кажется, и без них обойдемся. Как кого встретим, нагнем голову и будем смотреть исподлобья. Они и не разглядят глаз.
К сожалению, хоть и накрученные на бигуди, волосы Павлика не приобрели нужной курчавости, особенно после того, как их смазали краской с кремом, но зато стали черными и блестящими. Ничего, и так сойдет. Вот только лежат они на голове гладко, а не торчат, как бы хотелось. Яночка вспомнила, что где-то слышала о том, как с помощью яичного белка можно придать прическе любую форму. Пожертвовав двумя яйцами, добились того, чтобы волосы на голове Павлика поднялись взъерошенной, густой шапкой. Вот теперь замечательно!
Мальчик переоделся и стал совсем на себя непохож. Оба обулись в яркие голубые сандалии, еще раз оглядели себя в зеркале. Нет, решительно их усилия даром не пропали! Издали их вполне можно было принять за представителей местного населения.
— Теперь скорее в путь! — сказал Павлик. — Надо действовать в темпе, пока этот фотомонтаж не стал с нас сходить. Через город или напрямки?
— Напрямки, лучше не рисковать лишний раз.
Сразу за кладбищем дети свернули влево, обошли стороной въезд в каменоломню и бараки рабочих и принялись карабкаться в гору. Теперь их вел Хабр, которому не составило никакого труда отыскать вчерашний их след. Вот они прошли мимо строительной площадки, и Хабр свернул в проулок. Здесь кучка арабских детишек играла в какие-то свои игры, и один из мальчиков что-то крикнул Павлику. Тот не задумываясь ответил: — Падла тляти ахмар.
— Ты что выражаешься? — возмутилась Яночка.
— И вовсе нет, это я по-арабски говорю. Ведь правда, похоже?
— Они же поймут, что не по-арабски.
— Нет, я неразборчиво пробормотал. Издали похоже на арабский. Вот если кто-то начнет что-то нечленораздельное бормотать себе под нос по-польски, ты ведь поймешь, что по-польски, только ни слова не разберешь. А такие «падла, тляти, лярва» они все время говорят. Ага, одно слово знаю по-арабски!
И уже издали, обернувшись к детям, громко крикнул:
— Саботаж!
— Ты что? Ведь это же по-польски!
— А вот и нет! По-арабски это означает «семнадцать». Числительные я первым делом запомнил, ведь торговаться же надо! Мы с мамой еще экзаменовали друг дружку. «Вахат, тнин, тляти» и так далее.
— Хватит, мы уже пришли.
Хабр без колебаний свернул в следующий переулок, совсем пустынный. Наверное, все отсыпались после бессонной ночи. Вот и вход в ту самую забегаловку, где вчера угощался вор.
— А теперь что делать? Давай тоже притворимся, что играем, как те арабчата.
— А теперь нам надо во что бы то ни стало заглянуть внутрь, — сказала Яночка. — За этим мы сюда и пришли, для того и весь наш маскарад. Найди какой-нибудь камень и сделай вид, что подбрасываешь его ногой, или гоняй его по асфальту.
— А ты?
— А я, как и положено восточной женщине, буду почтительно наблюдать за тобой издали.
Поскольку со стороны улочки лавчонка была заперта, представление решили разыграть у нее на задах, там, где вчера Павлик неудачно попытался заглянуть внутрь. И с этой стороны дверной проем загораживала занавеска из цветных полосок материи. Постояли, прислушались. Хабр прислушался тоже, но ничего не сказал. Значит, можно рискнуть.
На цыпочках подкрались к двери, раздвинули цветные лоскутки и заглянули внутрь. Тут царил полумрак, после ярко освещенной улицы глаза ничего не видели. Когда немного привыкли, удалось разглядеть спящего в углу комнаты на низком матрасе человека. У стены стоял низкий столик, низкие сиденья, а в противоположной стене виднелась раскрытая дверь, ведущая куда-то в глубь дома. Тут Яночка потянула Павлика за рукав.
— Ты чего? — недовольно прошипел тот. — Все спокойно, можно зайти и посмотреть.
— Тихо! — шепнула сестра. — Хабр предупредил: кто-то идет.
Отскочив к куче камней у стены во дворе, она нагнулась над ними, повернувшись спиной ко входу, и стала в них копаться. Павлик присел рядом на корточках. Тут из соседнего дома вышел какой-то человек, прошел у них за спинами и свернул в проулок, туда, где начиналась крутая лестница, ведущая вниз. Поглядев ему вслед, Яночка поделилась с Павликом своими соображениями:
— Неправильно мы делаем. Хабр сказал — в доме есть люди, не только тот, что спит в этой комнате. Нас могут увидеть.
— Но ведь все равно не опознают.
— Нет, надо послать Хабра на разведку.
— Вот уж его непременно опознают.
— Ты что? Он же спрячется получше нас.
Хабр, который действительно спрятался при приближении незнакомца, явился на зов хозяйки. Яночка, обняв собаку за шею, дала ей приказ:
— Лампа, песик. Ищи лампу!
Сомнительно, что пес знал значение слова «лампа», но в его собачьей памяти очень хорошо сохранилось воспоминание о страшной вони прогорклого масла, связанной с этим словом. Осторожно высвободив голову из рук Яночки, он бросился исполнять поручение.
— Уж во всяком случае он бегает бесшумно, не то, что мы, — пробормотал Павлик.