На 6 декабря, согласно данным 30‐й А в танковых бригадах было 1376 и 1000 чел. личного состава соответственно. Мотострелковый и мотоциклетный полки насчитывали 314 и 661 человек. Итого 3351. В каждой из бригад имелась автотранспортная и ремонтная рота общей численностью около 150 чел. Этих людей в бой не посылали. Поэтому, с учетом предыдущих потерь, 12 декабря численность ударной группы не только не превышала 3 тыс. бойцов и командиров, а была значительно меньше. Общее количество машин в бригадах за счет ремонта поврежденных с начала наступления изменилось не слишком сильно.
Так, из группы капитана Гуменюка 8‐й танковой бригады севернее Голяди располагалось три Т-34 и три Т-60, а в составе группы старшего лейтенанта Моцарского в Ямуге – шесть Т-60, один Т-26 и один Т-40. Всего 14 танков
[1098]. Это больше, чем в начале наступления. Зато, согласно отчету 21‐й танковой бригады, от нее в бой пошло только четыре танка
[1099] (остальные машины участвовали в наступлении на Майданово). С учетом того, что танков у немцев было заметно больше, а количество живой силы многократно превышало численность бойцов в нашей танковой группе, понятно, что взять ее силами город было проблематично.
О том, как будет протекать намеченная операция, конечно, никто не знал. Однако, по‐видимому, командование армии ощущало, что в целом обстановка складывается в пользу наших войск, и более того: события приняли необратимый характер. Об этом можно судить по тому, что командирам всех частей и соединений армии в этот день была отправлена короткая директива: «Впредь до распоряжения, работу по разрушению и поджогу домов в населенных пунктах, ПРЕКРАТИТЬ»
[1100]. С этого времени дома жгли только немцы
[1101].
Маневр кавалерии
Еще одним мероприятием, призванным окончательно переломить ситуацию в свою пользу, стали планы об ином использовании кавалерии из группы Хетагурова. Согласно боевому распоряжению штаба армии № 022, 24‐я и 18‐я кавалерийские дивизии должны были следовать по маршруту «СОГЛЕВО, КЛИНКОВО, ОПРИТОВО, БОРОЗДА, БЕЛОЗЕРКА, АКУЛОВО и в дальнейшем действовать в тыл Клинской группировке противника. Опорные пункты противника на марше обходить, выполняя основную задачу»
[1102].
Задание было совсем не простым. Путь к конечным пунктам маршрута преграждали либо те же самые опорные пункты противника, либо трудно проходимые леса, занесенные снегом.
Согласно данным ЖБД, 24‐я кавалерийская дивизия в 8.00 прошла Мишнево и к 10.00 сосредоточилась в Григорьевское. Продолжив в 11.00 марш, дивизия в районе Борисо-Глебское встретила сопротивление противника. Так сказано в журнале, но реально бой здесь уже вели подразделения 84‐й стрелковой бригады из 1‐й ударной армии. Налицо имелся опорный пункт, который следовало обойти. Было принято решение следовать по маршруту: Бородино, отм. 238.7, Пустые Меленки, Залесье, Акатьево. К 14.00 штаб дивизии и 18‐й кавалерийский полк сосредоточились у отм. 238.7, а 56‐й и 70‐й полки – в Воробъево. 18‐я кавалерийская дивизия в это время разместилась в лесу в двух километрах северо-восточнее Пустые Меленки. Здесь она встретила упорное сопротивление противника.
Командир XXXXI-го ак вермахта В. Модель.
В результате кавалерия расположилась на отдых и начала вести разведку с целью подготовки наступления на Пустые Меленки.
Как видим, оказалось, что довольно трудно найти ту точку, из которой следовало начать операцию по выходу к Клину. Кавалерийские дивизии оказались в полосе соседа, который вел оживленные боевые действия, и скорее мешали, чем помогали его пехоте. При этом в штабе армии уже задумались о перспективах дальнейших действий кавалерии и склонялись к выводу 24‐й и 18‐й кавалерийских дивизий в резерв, о чем была направлена телеграмма полковнику Хетагурову
[1103]. Наверное, так бы и произошло, но в районе, куда вышли кавалеристы, оказался командир, имевший большие полномочия. Он и принял решение за командующего 30‐й армией…
Приказ на отход
В стане противника в этот день тоже строчили приказы. Но думали здесь об отступлении, которое уже приобрело на бумаге конкретные формы
Накануне 3‐я танковая группа осуществила очередную реорганизацию своих сил. XXXXI-й армейский корпус В. Моделя, который недолго руководил Клинской группировкой немецких войск, получил другие задачи, а войска, сражавшиеся непосредственно за город, поступили под управление LVI-го армейского корпуса. Его штаб и издал приказ № 67, который вышел в 1.00 12 декабря.
Описав кратко общую обстановку и отметив успех контрудара, 11 декабря командир корпуса вынужден был заключить:
«Несмотря на отражение сильных атак при высоких кровавых потерях для противника вражеское давление против фронта корпуса и соседей продолжается».
Вся суть документа изложена в его втором пункте.
«2) LVI-й ак (1‐я тд, 6‐я тд, 7‐я тд, части 2‐й тд, 14‐я пд (мот) отводятся на своем восточном фронте при обороне на север в ночь с 13 на 14.12, на линию Борозда – высоты восточнее Клина при оставлении арьергардов на прежней линии. Время будет указано. Как только новая линия будет достигнута, арьергарды должны оказывать сопротивление на промежуточной линии Акишево – местность зап. Золино – отм. 211.7 (сев.‐зап. Золино) – восточная окраина Мал. Щапово. Они должны будут отступить отсюда при возобновлении вражеского давления на передовую оборонительную линию.
С соседями надо держать связь. Подробности взаимодействия дивизии регулируют друг с другом»
[1104].
Собственно этим все сказано. Дальнейшие пункты приказа посвящены действиям каждого из соединений корпуса. Они описывают, на какой конкретно участок отступает та или иная дивизия и уточняют, какие дополнительные задачи они при этом должны решать. Так, от 7‐й танковой дивизии требовалось выделить взвод для занятия позиций в районе Некрасино, т. е. уже западнее Клина. На первом этапе отхода арьергарды 7‐й танковой дивизии подчинялись 14‐й моторизованной. 1‐я танковая дивизия должна была оборонять северный фланг корпуса. Ее арьергарды восточнее Клина должны были ожидать отхода последних подразделений 14‐й моторизованной дивизии и отходить далее во взаимодействии с ними.