– Ты проголодалась, Олив?
– Как волк.
– Ну тогда пойдем к столу, а то ничего не останется.
Я заметила, что женщины смотрят на Олив. Что ж, неудивительно, ведь она такая красивая. Несколько из них обратились к даме на сцене, показывая в нашу сторону, но потом покачали головой. Я подозревала, что они хотели взять Олив, но без меня.
Мы положили немного еды в тарелку и уселись на скамейку у стены.
– Это намного вкуснее хлеба с салом, Нелл.
Я была согласна. Возможно, это приключение окажется совсем не таким ужасным, как я боялась.
Взрослые тем временем делали выбор, и детей уводили. Некоторые с неохотой оставляли еду.
– Привет.
Я подняла взгляд и увидела даму, которая с улыбкой смотрела на Олив.
– Сколько тебе лет? – спросила незнакомка.
– Не знаю, – ответила Олив.
– Мы сестры, – поспешила сообщить я, – и будем держаться вместе.
– Чудесно, – сказала дама. – Дилан! – позвала она.
К нам подошел высокий мужчина. Он был одет в темный костюм и черную шляпу, а на шее у него виднелась белая повязка – может, он вернулся домой после ранения на войне? Красивая дама посмотрела на него и снова перевела взгляд на нас.
– Это сестры, – объяснила она.
Мужчина опустился перед нами на корточки и спросил с улыбкой:
– А имена у сестер есть?
– Ну конечно, есть, Дилан, – заулыбалась женщина, – и наверняка очень красивые.
– Я Нелл, – сказала я. – А это моя сестра Олив.
– Вот так и знала, прекрасные имена, – ответила дама.
– Похоже, моя супруга влюбилась в вас с первого взгляда, – произнес мужчина. – Верно, Бет?
Она кивнула.
– А я всегда доверяю интуиции жены. Так что, пойдете жить к нам?
Я посмотрела на Олив, и та ответила уверенным кивком. Она уже и думать забыла о даме на сцене и теперь не сводила глаз с красивой женщины, стоявшей прямо перед ней.
– Да, с удовольствием, – объявила я.
– Только можно нам сперва доесть, тетенька? – спросила Олив.
– Конечно, можно, – рассмеялась дама.
Проглотив остатки угощения, мы взяли свои кульки и вышли на улицу вместе с мужчиной и его красивой супругой.
Нас усадили на мягкое заднее сиденье блестящего черного автомобиля. Чтобы посмотреть в окошко, Олив пришлось встать на колени. В салоне пахло кожей и сигаретами. Я никогда раньше не сидела в машине. Оказалось, что это здорово. Я погладила прохладную гладкую обивку сидений и почувствовала себя ребенком из богатой семьи, а не нищим сорванцом из Ист-Энда.
Тони пришел бы в восторг. Он был, конечно, тем еще мелким пакостником, но внезапно я поняла, что скучаю по нему. Скучаю по его острым коленкам и дырявому свитеру и по тому, как брату всегда было плевать, что о нем подумают. И с какой отчаянной любовью он заботился о маме, так что порой даже я его не понимала. Эта любовь стала еще сильнее после того, как папа ушел на войну. Я уставилась в окно на домики и людей на улице. У лавки мясника выстроилась очередь. Здесь не было руин, которые остаются после бомбежек. Может, здесь вообще не было войны. С трудом верилось, что не далее как сегодня утром мы с Олив попрощались с мамой в стенах Рэннли-Корта, а теперь уже ехали на роскошном автомобиле в свой новый дом. Странно было сидеть в салоне с этими незнакомыми людьми, но ни страха, ни неловкости я не испытывала. Женщина то и дело поворачивалась и улыбалась нам, спрашивая, все ли в порядке, и указывая на различные важные места, которые мы проезжали.
– Это деревенская школа, – сказала она, – вон там магазин, а здесь почта. Отсюда вы сможете отправлять письма домой.
Я покосилась на Олив, чтобы узнать, не расстроило ли ее упоминание о доме, но она, судя по всему, даже не обратила внимания.
Проехав через деревню, мы свернули на дорогу, возле которой стояла старая каменная церковь. За ней тянулось поле.
– Что это? – вдруг спросила Олив.
– Где, милая? – не поняла женщина.
– Вон то, с ножками. Такое грязное. И вот еще, и вон там… С ума сойти можно! Да их тут целая сотня, чтоб мне провалиться!
– Это овечки, милая.
– Овечки?
– Да.
– Но овечки ведь должны быть белые, разве нет? Как белые облачка на ножках!
– На картинках они такие, но в жизни овечки ходят по грязным полям и успевают испачкаться.
Олив скривилась.
– Неправда, – продолжала настаивать она. – Овцы не такие должны быть.
– Может, это только у нас в Уэльсе овцы такие грязные, – предположил мужчина.
– Ну может. – Олив нахмурилась и прижалась носом к оконному стеклу. – Не похожи они на овец, – повторила она с глубоким недоверием.
– Ну в Лондоне-то вряд ли живет много овец, милая.
– Их там вообще нет, – вставила я.
– Вот видишь.
Олив это не убедило, и она продолжала бросать недовольные взгляды на грязных овечек.
Еще немного, и мы въехали через большие железные ворота на усыпанную гравием подъездную дорожку. Машина остановилась.
– Вот мы и прибыли, – объявил мужчина.
Все выбрались из машины. Мы замерли, глядя на дом, где нам предстояло жить. Это был прекрасный старый особняк, к тому же просто огромный.
– И в какой же части вы живете? – спросила Олив, с восторгом уставившись на открывшийся перед ней вид.
Женщина с улыбкой посмотрела на нее:
– Во всех сразу, пожалуй.
– Только вы двое и больше никого?
– Олив, – одернула я сестру, – это невежливо.
– Прости, Нелл.
– Ну теперь нас четверо, – поправила дама, и мы все улыбнулись друг другу. – Этот дом называется «Понт-ир-Хириан». Это означает «длинный дом в лощине». Красиво, правда?
– А что такое лощина? – спросила Олив.
– Это как бы низина, – объяснила женщина.
– А низина – это что?
– Черт подери, Олив, ты прекрасно знаешь, что такое низина, – возмутилась я.
– Правда? – протянула она.
– Да, правда.
Олив посмотрела на меня с недоверием.
– Помнишь спуск у нас за домами?
– С которого можно съехать на попе, когда выпадает снег? Да!
– Вот там и есть низина.
– Это был частный особняк, но теперь он принадлежит церкви, – объяснила наша дама, продолжая с улыбкой смотреть на Олив. – Мой муж священник, поэтому мы здесь живем, но сам дом не наш.