– С ней что-то случилось?
– Не совсем.
– Не хочешь рассказать мне?
Мои глаза наполнились слезами, и слова сами посыпались изо рта.
– Она притворялась моей подругой, мисс Тимони, говорила, что однажды мы с ней вместе пойдем на пляж, что она ценит нашу дружбу, но это все вранье. Оказывается, у нее огромный дом прямо на берегу, целый дом, не квартира, и это значит, что она богатая, очень-очень богатая…
– А при чем здесь ваша дружба?
– С чего ей дружить со мной, мисс Тимони? Я просто оборванка из Бермондси, мне нечего ей предложить.
– Кроме искренней любви и верной дружбы.
– Но это она может получить от любого.
– Ты уверена? Я в этом очень сомневаюсь, Нелл. Этого не купить ни за какие деньги.
Мне хотелось поверить ей, но я не могла: я уже все для себя решила.
– Прости меня, Нелл, но ты ведешь себя как ужасный сноб.
– В каком смысле?
– Ты судишь о Лотти исходя лишь из ее положения в обществе и забываешь о ее человеческих качествах. Судя по тому, что ты мне рассказывала, твоя подруга умеет думать своей головой. Ее воспитали свободомыслящие родители, научившие ее самостоятельно принимать решения. Несправедливо с твоей стороны обвинять Лотти в том, что она использовала тебя, потому что ей было удобно.
Я почувствовала, что краснею. Неужели мисс Тимони права?
– И если ты нашла ее дом, полагаю, она дала тебе свой адрес, верно?
– Да, – тихо отозвалась я.
– Ты бы дала свой адрес человеку, которого больше не желаешь видеть?
– Нет.
– Ну вот.
– Я ошиблась, да?
– Боюсь, что так, Нелл.
– Мне очень стыдно.
– Пусть для тебя это будет уроком. Полагаю, впредь ты не станешь больше судить о людях по их положению в обществе. Так ведь?
Я улыбнулась:
– Спасибо.
– А теперь иди и повеселись на танцах, Нелл. Уверена, тебе очень понравится. Жаль, что я уже немолода. Я так любила танцевать!
– Завтра я вам все расскажу.
– Буду ждать с нетерпением. А какие туфли ты наденешь к этому платью?
Я посмотрела на свои рабочие шнурованные ботинки и застонала. Об обуви я не подумала.
– Видимо, придется почистить эти и идти в них.
– Ты не можешь надеть черные ботинки под такое платье. Это преступление!
– Но у меня больше ничего нет, мисс Тимони. Придется идти в них.
– Какой у тебя размер?
– Понятия не имею.
Мисс Тимони скинула с ноги тапочку.
– Примерь, – велела она.
Я изумленно уставилась на нее.
– Я не предлагаю тебе идти в моих тапочках, Нелл. Просто подумала, что у нас, возможно, одинаковый размер.
Я вздохнула с облегчением и просунула ногу в тапочку.
– Мне подходит, – сообщила я.
– Значит, готовься идти на бал, Золушка, – улыбнулась мисс Тимони.
Глава тридцать четвертая
Мы с Джин встретились у пристани и пошли по набережной к Гранд-отелю.
– Красивые туфли, – заметила Джин.
– Мисс Тимони одолжила, – призналась я, глядя на красивые туфельки кремового цвета. – У меня были только черные ботинки. Я напрочь забыла об обуви.
– Я почему-то думала, у тебя что-нибудь есть, – сказала Джин.
– У меня почти ничего нет, – ответила я. – Не знаю, что бы я делала, если бы форму нам не выдавали бесплатно.
– Кстати, в некоторых отелях работников заставляют за нее платить. Каждый месяц вычитают часть суммы из зарплаты. Но мистер Костос не такой.
– Он женат? – спросила я.
– Это загадка, Нелл. Ты, возможно, заметила, что он носит кольцо на безымянном пальце, но я никогда не слышала, чтобы он упоминал о жене.
– Может, она в Италии? – предположила я.
– Думаю, мы бы о ней уже услышали, тебе так не кажется? Ну, она бы появилась в какой-то момент, правильно? И я не помню, когда мистер Костос в последний раз ездил в Италию.
– Может, она умерла, но он до сих пор носит кольцо.
– Может, и так, – согласилась Джин, но мое объяснение ее явно не убедило.
– А что мистер Филип? Какое он имеет к нему отношение?
– Еще одна загадка, ответ на которую мы никогда не узнаем, Нелл. И это меня ужасно бесит.
Мы остановились у входа в Гранд-отель. На ступеньках толпилось множество молодежи, люди входили в двери и выходили из них. Все девушки были в красивых платьях, а юноши выглядели весьма элегантно с приглаженными волосами и в костюмах. А еще было много военных. Моряки в темно-синем, у летчиков форма чуть посветлее, у пехоты – цвета хаки. Я попыталась разглядеть Роберта, но не увидела его. Из отеля доносилась музыка, и у меня внутри похолодело. Волнение охватило не только меня, Джин тоже нервничала. Я сделала глубокий вдох.
– Пойдем, Джин, – сказала я. – Сжали булки и вперед, как говорила моя мама.
– Впервые такое слышу, – рассмеялась Джин.
– Может, так говорят только в Бермондси.
Я взяла ее под локоть, и мы вместе взбежали по лестнице. В фойе тоже толпились юноши и девушки. Они смеялись, болтали и махали знакомым. Все было так чудесно и волнующе, что мне не терпелось попасть в зал.
– Мне нужно отойти, – прошептала Джин.
– Но мы же только что пришли!
– Я не сказала «уйти», я сказала «отойти». В уборную. Со мной вечно это случается, когда нервничаю. Прости!
Мы пробрались через толпу к дамской комнате. Множество девушек, распихивая друг друга, стремились к зеркалам, тянувшимся вдоль стен. Они хихикали, помогали друг другу поправить прически. В помещении стоял сладкий аромат лаванды и талька. Джин ушла в кабинку, а я осталась дожидаться ее, прислонившись к стене и разглядывая красиво одетых девушек с алыми губами и розовыми щеками. Я никогда в жизни не красилась. Может, если бы не началась война, если бы я так и осталась в Бермондси, мы с Анджелой попробовали бы научиться. Я никогда не видела у мамы помаду, но, пожалуй, у нее просто никогда не было денег на себя. Я вообще не знала никого, кто красил бы губы, кроме тех самых красоток, которые стояли на углах улиц в Бермондси, болтая и подмигивая мужчинам. Но меня не расстраивало, что я не накрашена и не напомажена. На мне было чудесное зеленое платье и туфли мисс Тимони, и я совсем не чувствовала себя не в своей тарелке.
– Так-то лучше, – сказала Джин, выходя из кабинки. – Теперь я готова сжать булки.