Осмотрел меня с ног до головы, и я напряглась. О чем думает? О том, как вышвырнуть меня за дверь побыстрее. Такие, как Нина, не его вкус и стиль.
— Но вы ищите няню уже больше года, и никто у вас не задерживается. Дайте мне шанс. Я понравилась мальчику. Вы же видите!
Я цеплялась за любую возможность. Главное, не молчать, главное, быть уверенной в себе. Так учила меня психолог, с которой мы прорабатывали мои проблемные и слабые места. Я должна получить это место. Просто обязана.
— Вам пора. Рамирес проведет вас к двери.
Отвернулся от меня и пошел в сторону игровой, удерживая сына на руках. Снова зазвонил его мобильный. Арманд чертыхнулся и прижал телефон к уху, второй рукой пытаясь удержать извивающегося ребенка.
— Да! — рявкнул в сотовый.
Только пусть не уходит. Если сейчас выставит меня, то шанса вернуться не будет. Я с мольбой посмотрела на растерянного мальчика и поманила его к себе руками, он встрепенулся и потянулся ко мне всем тельцем, а потом вырвался и побежал, схватил меня за юбку. Никто не знает, чего мне стоило не закричать, не зарыдать, не схватить его на руки и не прижать жадно к себе. Но это разрушило бы все. Придет тот день, когда обниму и назову своим сыном. Это только начало.
Я улыбнулась малышу, присела на корточки и позволила Матео снова снять с себя очки. Порылась в сумочке, достала еще одни и надела на себя. Потом помахала ему рукой и пошла к двери. Давай, малыш, сделай все за меня. Давай, мой маленький.
Ребенок бросился за мной, снова хватая за длинную юбку.
— Эй! Вы!
ДА! Дададада! Это должно было произойти. Иначе и быть не могло. Я обернулась, подождала, пока Альварес меня догонит, и подняла к нему лицо, изо всех сил стараясь успокоиться, не дрожать. Слишком близко от него, слишком. И эта близость сводит с ума, заставляет судорожно глотнуть воздух… а перед глазами его лицо, освещенное фарами его же машины. Ослепительно красивое лицо, которое она продолжает видеть во сне почти каждую ночь… Там, во сне, она не умеет его ненавидеть.
— Меня зовут Нина. Если вы забыли.
Конечно, забыл. Можно даже не сомневаться.
— Это не испанское имя?
— Испанское.
— Но ты не испанка.
— Нет, не испанка.
— Откуда ты?
Как на допросе, как на детекторе лжи, и кажется вот-вот раскусит, ощутит подвох, узнает и швырнет на колени, заставит ползать у его ног… или превратит меня в прикроватный столик. Ублюдок. Ненавижу его!
— Из Югославии.
Как будто разочарован.
— Останься сегодня с Матео. Я заплачу наличными вечером.
Неужели? С ума сойти! Он… согласился?
— Вы возьмете меня на работу?
— Нет. Только на сегодня. Я не беру людей с улицы, я уже сказал!
Мерзавец. Ничего, ты пожалеешь о каждом унижении и о каждом слове, что говорил мне… а точнее, плевал мне в лицо, потому что знал, что за меня никто не заступится.
— Как угодно сеньору. Спасибо и на этом.
— И что это означает?
— Это означает, что кому-то заплатили, чтобы все сведения о вас выплыли наружу.
— Какие именно?
— Проститутки, одежда горничных, попойки, групповушки… Продолжать?
— Достаточно!
— Закройте рот тому, кто под вас копает, и неприятности закончатся. До суда меньше месяца. Это самое время позакрывать дыры. Кто-то настойчиво настраивает против вас судью.
— Почему вы решили меня защищать?
— Потому что… я люблю выигрывать. И потому что ненавижу судью Абрестос.
Альварес усмехнулся — индюк нравится ему все больше. Крутой парень. С яйцами. Пойти против Мигеля Абрестоса, этого наглого грека, которого боятся даже сильные мира сего, надо иметь недюжинную храбрость и не дрожать за конец своей карьеры.
— Месяц. И за этот месяц вы должны жить, как святой. Ни одного пятнышка, ни одного скандала. Ничего, что могло бы вас опорочить и просочиться наружу. Никаких девочек, алкоголя и тому подобного дерьма, или вас закопают живьем. Абрестос любит принимать сторону безгрешных идолов, и ваш работодатель может выиграть дело. Возврат в «Эспаньол»*1 для вас будет закрыт навсегда!
— Буду чист аки ангел.
— Надеюсь. И проводите побольше времени со своей семьей. Светитесь перед СМИ. Делайте мимимишное селфи и посты в соцсетях.
Он думал о словах адвоката, пока ехал домой. Ужасно хотелось выпить, заехать в какое-то злачное место и просадить там денег, уехать на такси и уснуть в кабинете на полу, не думая ни о чем.
В какой-то момент вся жизнь начала катиться под откос, все потеряло свой смысл. Он проворонил сборную, теряет былую славу, теряет деньги… С тех пор, как познакомился с Татьяной, все пошло наперекосяк. Не зря бабка говорила ему в детстве «Все бл*ди. Все. Без исключения. Запомни это и не позволяй ни одной сучке трахнуть твое сердце, а потом продать его за две копейки… Мы не в России, внучек, две копейки можно только засунуть себе в зад… а там… когда-то на них можно было купить газировку».
Поздно, бабуля, поздно вспоминать. Она уже трахнула его сердце и продала за две копейки… а сама сбежала и спряталась так, чтоб он ее никогда не нашел. Сука. Как же смертельно он иногда ненавидел эту женщину. Какой больной ублюдок придумал вот это вот бредовое «с глаз долой — из сердца вон». Альварес не видел Таню несколько лет… и ни черта не изменилось, он слал ее не только «вон», а куда подальше и покрепче… и ни хрена. Ни хренаааа. Она продолжает трахать его сердце.
Не выдержал, свернул к горящей вывеске ночного клуба. Какое-то время постоял у входа. До безумия хотелось войти туда и забыться. К дьяволу все. Один раз. Потом целый месяц ни-ни. Выдернул ключи из зажигания и тут же выронил их. Выругался, посветил себе сотовым, луч встроенного фонарика выхватил из темноты мордашку сына на брелоке. Сгреб ключи, вставил обратно в зажигание и дал задний ход, выезжая на трассу.
Все же Мати дороже… А он ему обещал, что малыш сможет им гордиться. И для начала надо триумфально вернуться в спорт.
* * *
Подъехал к дому, припарковал машину. Посмотрел наверх, на окна детской — горит приглушенный свет. Черт! Там же эта нянька. Он про нее совершенно забыл. И как теперь ее выпроводить? Уже одиннадцать вечера. А по хер. Ему какое дело. Вызовет ей такси и пусть валит. На сотовом около десяти пропущенных от жены и злобно-плаксивая смска: «я сегодня останусь у матери, ты мне не рад, я знаю… ни ты, ни твой сын, останусь там, где меня любят».
Вот и охрененно. Пусть остается. Очередной истерики он бы сегодня не выдержал.
Зашел в дом, швырнул куртку на кресло и пошел наверх. Возле двери спальни сына притаился, прислушался. Там очень тихо. Приоткрыл дверь и… остановился на пороге.