Майор меня успокоил.
— Поверьте, уважаемая пани, я умею пользоваться телефоном. И у меня есть все основания утверждать — если содержимое сейфа предать гласности, можно считать, что мы покончили не только с государственной администрацией, но и с большинством наших хваленых предпринимателей.
— Так почему бы и...
— Момент неподходящий, перед этим следовало бы поменять людей на некоторых постах.
— Тогда, черт побери, почему из вас так и прет самодовольство?
— Ну как же, ведь осуществилась моя самая горячая мечта. Удалось расколоть ряды противника, пробить брешь в сомкнутых рядах аферистов, проникнуть в эту брешь и многое узнать. А вдобавок... Согласитесь, ведь одно удовольствие было наблюдать, как они друг друга уничтожают, меньше работы закону. Я лично не осмелился бы пострелять эту сволочь, хотя и следовало бы, так они сами позаботились...
А крыницкий комендант, обращаясь ко мне, вежливо добавил:
— В точности как пани пожелала: высшая мера наказания.
Я поднапряглась и попыталась проследить цепочку. Шмагер убил Гавела, инициатором убийства был Бобак. Бородатый.., как его.., ага, Сосинский убил Шмагера. Бобака прикончил Бертель, телохранитель Бобака пристрелил Бертеля и Сосинского. Круг замкнулся. Каждый из них сделал все от него зависящее, чтобы протянуть дальше эту кровавую цепь. Все они приняли участие в этой жуткой свистопляске, все, за исключением Северина. Северин, мало того что избит, у него вообще не было огнестрельного оружия. Этот пользовался исключительно своими извилинами...
Сержант тоже, оказывается, думал о Северине.
— А этот ваш Вежховицкий, — сказал он, — так просто на коленях должен благодарить кузена пани. Если бы в драке под «Альбатросом» все они не увидели своими глазами, как из медведя вылетел мешок с алмазами, Вежховицкого бы первым прикончили.
Нет, я больше этого не вынесу, не могу слышать таких похвал по адресу Зигмуся, знать, как он жаждет публичного признания своих заслуг, и ничего для него не сделать? Может, все-таки...
И я выложила перед собравшимися свои соображения. Майор сегодня был в чудесном настроении и охотно пошел мне навстречу. Из него прямо-таки излучалась доброта, как из какой-нибудь собачницы в День защиты животных.
— Что ж, давайте его сюда, — великодушно согласился он. — Выразим человеку благодарность, что нам стоит?
Я так обрадовалась, что совсем позабыла о Болеке. К счастью, сержант бдил. И строго напомнил о необходимости держаться в границах разумного, хватит с нас глупых ошибок и проколов, и пан Болек, нравится ему или нет, должен приодеться в свой гипс. Болек засуетился и принялся натягивать гипс не на ту ногу, пришлось Яцеку исправлять очевидную ошибку. Я оставила их приводить в порядок Болекову ногу и выбежала на улицу.
Зигмусь не заставил меня метаться по городу, разыскивая его, он, по своему обыкновению, решил устроить на меня засаду у моей машины, справедливо полагая, что рано или поздно я к ней вернусь. Вот и сейчас нервно описывал круги вокруг нее, кипя и булькая от возмущения. Свое возмущение он принялся выкрикивать издали, чуть только заметил меня. Я решительно прервала претензии кузена.
— Пошли, все тебя ждут! Операция прошла успешно, во многом благодаря тебе. Может, и только благодаря тебе. Хорошо, что я сообразила подключить тебя, иначе что бы мы делали?
Мои слова пролили целительный бальзам на израненное сердце Зигмуся. Он, правда, ещё пытался ворчать и поучать, но сразу же сбавил тон и послушно помчался за мной следом. Попросив его подождать, я вбежала в комнату, увидела, что Болек в полном порядке, и только тогда впустила кузена.
За мое короткое отсутствие майор успел подготовиться к спектаклю, в котором главная роль отводилась сержанту Гжеляку. Крыницкого коменданта он затолкал с его стулом в самый темный угол комнаты, оставляя за ним, по всей вероятности, роль статиста без слов.
Сержант, надо отдать ему справедливость, оправдал доверие.
— Объявляю пану благодарность от имени службы! — рявкнул он, щелкнув каблуками и принимая позицию «смирно».
Зигмусь выронил от неожиданности чемоданчик из рук, покраснел и, весь сияя, принялся по своему обыкновению лепетать:
— Что-что-что? За что, за что, за что? Большое-большое спасибо, от имени, от имени, от имени...
Видимо, так и не придумав, от чьего имени он благодарит, кузен не докончил фразы, сержант же, оставив стойку «смирно», торжественно пожал герою руку. Майор, сидевший на постели (стульев не хватало), поднялся и, подойдя к Зигмусю, тоже торжественно потряс его руку. К выражавшим благодарность от имени службы присоединился и Яцек.
Проклятому Зигмусю этого ещё было мало! Он разглядел коменданта в его темном углу, пробрался к нему, сбросив по дороге со стола бутылку с минералкой, к счастью, пластмассовую, схватил коменданта за руку и торжественно потряс её. Один Болек по своему инвалидскому положению оказался избавлен от необходимости выражать благодарность герою дня и остался сиднем сидеть со своей сломанной ногой.
Сержант уступил почетному гостю свой стул, а сам устроился на софе рядом с майором. Яцек пододвинул гостю стакан с кофе. Зигмусь вспомнил о драгоценном чемоданчике, на лице промелькнула тревога, но он тут же успокоился, получив свое сокровище, и, поставив чемоданчик на пол у своих ног, мог приступить к кофепитию.
Ох, нет, не приступил, я как-то переоценила кузина.
— Кофе-кофе! — укоризненно вскричал он. — Нет-нет-нет! Кофе вечером? Очень-очень вредно для здоровья!
Яцек послушно отодвинул стакан с кофе и пододвинул гостю стакан с пейсаховкой. Интересно, откуда они её взяли? Наверняка майор привез бутылочку, я уже знала, что во всей Крынице не найти этой прекрасной водки. Эх, жаль, меня не спросили, жалко тратить её на кузена, все равно не оценит, ну да уже поздно вмешиваться.
— Задуманная преступниками операция сорвалась, — все так же торжественно говорил сержант, обращаясь к Зигмусю, — и в этом несомненно ваша заслуга. Благодаря вам они перессорились...
Кажется, в этот момент майор наступил сержанту на ногу, потому что тот вздрогнул, откашлялся и уже менее торжественно закончил:
— В значительной степени благодаря вам, однако разрешите мне не вдаваться в подробности. Служебная тайна, видите ли...
Пребывающий на седьмом небе Зигмусь разрешил. Боюсь, мой бедный зануда кузен первый раз в жизни услышал столько искренних слов признательности. Он не помнил себя от радости.
— Разумеется-разумеется, я не в претензии, понимаю-понимаю. А где они? За решеткой?
— Да, их арестовали, — подтвердил сержант, но его правдивая натура взяла верх, и он добавил:
— Правда, не всех. Операция закончилась трагично, завязалась перестрелка, в которой некоторые бандиты перестреляли друг друга...
— Что-что-что? — взволновался Зигмусь и, для успокоения схватив стоявший перед ним стакан с прозрачной жидкостью, осушил его одним глотком.