– Он также намерен собрать и сохранить весь утерянный фольклор – с тем чтобы будущие поколения гэлоупокойников имели представление о том, какой была жизнь в Гэльскокладбищенской Республике в прежние времена. Он говорит, что таких народных сказителей, как Колли, можно найти не ближе, чем в России, и что подобных ему не будет уже никогда
[145]. Он считает, что легко можно было бы открыть Фольклорный Музей Кладбища и что не составит особого труда получить под это грант…
– Эй, а разве этот жирдяй не дрался против Гитлера?..
– Принять его!..
– Большое вам всем спасибо, mes amis! Merci beacoup…
– А Гитлер против Ротари…
– Эй, раз так, идите вы к черту со своим Ротари!..
– …Человек, который выпил сорок две пинты! Тебя, конечно, не примут ни сюда, ни в Анонимные алкоголики, ни в аббатство Маунт Меллори
[146]. Никуда не примут, кроме как в Ограниченные алкоголики…
– Все так и есть. Я выпил дважды по двадцать пинт да еще две!..
– А Нора Шонинь могла тайком выпить дважды по столько…
– Попридержи язык, отродье.
– И конечно, нельзя принимать никого из рода Одноухих. А если примете, вас самих зарежут…
– …Но как вас брать в Ротари, если вы не знаете таблицы умножения?..
– Но я же знаю. Вот послушайте. Одиножды двенадцать – двенадцать. Дважды двенадцать…
– …Как можно брать человека, который уморил себя, отправившись посмотреть на Конканнана? Это была очень некультурная смерть…
– Пусть примут продавца книг. Он распространил тысячи книг…
– И страхового агента. Он разгадывал кроссворды…
– И Штифана Златоуста. Он блистал на похоронах…
– …А отчего бы тебя не принять? Разве не твой сын женат на блеке! Блеки – люди культурные…
– Уж покультурней, чем тальянцы, из которых твой сын взял себе жену…
– Надо принять Катрину Падинь, у нее дома есть раундтайбл…
– А еще у Норы Шонинь сундук… Она хорошо знает Мануса Законника…
– А дочь ее сына собирается стать школьной учительницей…
– Дочь Кольма Старшего надо принять. Она была в Легионе. И она оказывает людям духовную помощь…
– Ее-то легко узнать, со всей ее болтовней! Все никак рот не захлопнет, с тех пор как причалила в нашей гавани…
– Ты оскорбляешь…
– Ну, раз такое дело, правильно было бы принять Почтмейстершу. Она отвечала за сбор данных и исследования в Легионе Девы Марии, и не может быть, чтобы она была некультурной после того, сколько всего прочла…
– И Кити. Ее сын был младшим капралом в Легионе, а сама она работала в Кредитной компании…
– И Придорожника. Его жена выхлопотала ему катафалк под задницу, чтобы его бедные кишки не растрясло…
– Клянусь душой, как говорится…
– Все из дома Придорожника были в Легионе…
– А его сын дружит с Сестрой Священника…
– Все из дома Придорожника воровали мой торф…
– И мою кияночку…
– Вы оскорбляете веру. Вы прожженные еретики…
– …И тебя примут. Старший Мясник был на твоих похоронах, разве нет?..
– Томас Внутрях был бы хорош для Ротари. Он друг культуры.
– И Бриан Старший. Он был в Дублине…
– И Нель Шонинь. Она часто встречается с членами Ротари. Вот лорд Коктон…
– Дайте мне сказать. Дайте сказать…
– Так. Шонинь Лиам. Он прочтет первую лекцию для Ротари. “Мое сердце”…
– Потом Кити: “Займы и ссуды”…
– Доти: “Дивные Луга Восточного Голуэя”…
– Мартин Ряба: “Пролежни”…
– Теперь Старый Учитель: “Билли Почтальон”…
– Вон тот малый, там: “Верный способ подвернуть лодыжку”…
– Катрина Падинь: “Привлекательность Бриана Старшего”…
– Ох! Бриан, косолапый зудила!
– Теперь Том Рыжик…
– Ничего я не скажу. Честное слово, ничего.
– …Ты прочтешь нам лекцию о пророчествах Баледонахи…
– А ты – о завшивленных пригорках твоей родной деревни…
– …Оныст, Доти. Не случалось и дня, когда я не приобщалась бы к культуре. Тот, кто сказал тебе, что я взялась за это лишь сейчас, тот, честное слово, пристрастен. Когда я была еще юной девушкой в Ярком городе, едва придя из монастыря и доев свой обед, я сразу же выбегала обратно и мчалась на поиски культуры. Именно тогда я встретила моряка…
– Но ты никогда не говорила мне, Норуся, что посещала монастырскую школу…
– Де гряс, Доти. Я то и дело тебе говорила, просто ты об этом забыла. Видишь ли, я завершала свое образование в Ярком городе и жила у своей родственницы, вдовы по фамилии Мак Кориш…
– Ты врешь и не краснеешь, Норушка Грязные Ноги! Не была она тебе ни родственницей, ни полуродственницей. А жила ты у нее горничной в услужении. Удивительно, как она вообще позволила тебе войти с твоим стадом блох к ней в дом. Но в ту же минуту, как только она узнала, что ты валандаешься с моряками, она отстегала тебя крапивой по заднице и вышвырнула восвояси, в твое Паршивое Поле, где уток доят, где лужи, блохи и грязные ноги. И какой толк говорить, что она ходила в школу в Ярком городе…
– Не подавай виду, что ты вообще ее слышишь…
– Май гуднис ми
[147], Доти. Этой хрычовке вообще слова не давали. Лежит здесь без креста и без надписи, как письмо без адреса на почте…
– Скажи за это спасибо своему дураку братцу, Норушка…
– Твой-то сын дома не может себе позволить выплатить страховку, которую ты оформила на Томаса Внутряха. И как только Томас об этом узнал, он ушел от тебя и поселился у Нель…
– О! О!..
– Не знаю там, “о” или не “о”, но это правда. Твой сын Патрик сдал всю свою землю Нель, и вся скотина, какая пасется на его полях все это время, – скотина арендатора…
– О! О! О!..
– И если он проживет хоть немного дольше, ему придется продать всю землю подчистую. Какое горе для женщины мужчина, не способный о ней позаботиться. Я отдала ему свою дочь, потому что не хотела стать преградой для истинной любви. Только по этой причине он получил ее в жены. Я всегда была романтической натурой, но в романтике дело или нет, если бы я знала, что творю, и точно знала бы, куда она идет…