– Что ты мешаешь людям, Огородник, они хотят позабавиться, им больно за вчерашнее… – опять же спокойно говорит мэр.
– Хороша забава! – отвечает Огородник.
– Уйди, парень… – это Бритый Эд шипит. А сам с места встал и поближе к Огороднику подбирается.
– Отойди, отойди, отойди! – это Хромой шумит.
– Ножичком… пощекотать…
– Сука, еще защищает его!
– Не доводи людей, лучше не надо…
– Да вали же ты, придурок!
А Огородник им отвечает:
– Не лезьте. Я его так же защищать буду, как вас вчера защищал. Понятно?
– Уйди-и-и-и-и!!! – Хромой завыл.
– Ты же нормальный, Огородник!
– Брата моего из-за этой гадины…
– …значит, обоих пора хоронить.
Вольф, Бритый Эд, Хромой, Шляпа, Тюря – все уже повскакали с мест и помаленьку окружают Огородника. А я не знаю, чего мне делать-то… Длинный Том сидит, голову руками обхватил, Алекс – нога за ногу, будто ему и дела нет, чего тут будет… Женщина бормочет:
– Да вы, ребята, с ума сошли… Своего же…
– А-а-а-а-а-а-а!
У меня мимо уха чего-то – свисть! Чего это? Ой-ой! Огородник прямо из воздуха ножик поймал! Это Кейт ножик бросила. Закричала, а потом ножик бросила.
И опять у меня мимо уха – свисть! Я даже не испугался, я как-то понял все потом, а сразу-то я ничего не понял. Выходит, и Огородник этот ножик обратно кинул. Куда?
– Сволочь! Сестру!
И Бритый Эд на него бросился. Но на полдороги поскользнулся. Да. Пол в великом магазине гладкий, очень гладкий. Сыро было, морозно было, пол под ногами скользил. Ну. Бритый и упал. А я вставать начал, может, я подумал, надо Огороднику как-то чего-то помочь? Ну, не знаю как, но…
Дыщ-щ-щ!
Вот я завставал, а как раз Вольф на Огородника летел. И от меня Вольф шарахнулся, тоже упал, ногами прямо на Бритого упал, а боком об пол ударился. А я его даже ничуть не задел. Они ворочаются-ворочаются, а Хромой уже и свой ножик вынает. И Тюря тоже вынает, а он – такой бугай!
– Стоя-а-ать!!
Малютка со своего места вылетел, быстро-быстро подлетел к куче, ну, к Вольфу с Бритым, и р-раз ногой по куче! Р-раз еще, р-раз еще, р-раз еще!
– Ну, хватит?
– Все, Фил, все, я в порядке… – это Бритый ему говорит, а Вольф молча уползает.
– Ты, Тюря, спрячь железяку, и чтоб я не видел вообще!
Тюря ножик прячет, а Хромой со Шляпой стоят как стояли. Очень напрягнутые. Нет, неправильно сказал. Правильно надо сказать «напряженные». Я думал, народ у нас вообще тихий, а оказалось, что народ у нас буйный…
Вдруг Алекс захихикал-захихикал.
– Ты чего? – Длинный Том спросил.
Заводской пальцем показывает, и все тут хихикать начинают. И я хихикаю. Потом такое ржание уже стоит, аж стонут. Никак остановиться не может никто. Даже Малютка ржет.
Бритая Кейт, обвинительша, у лавки дергается. Ее же ножик, ну, когда его Огородник бросил, прокурорицыну куртку к лавочной деревянной спинке пришпилил. И Кейт давай наяривать! Рвется-рвется! Ножик вынуть из деревяшки никак не может, а куртку дерануть жалко. Вот, подошел Бритый Эд, ножик потащил, а все равно ничего не получается. Он этот ножик туда-сюда, ножик из деревяшки не вынается. Вот. Вдвоем они только с Вольфом ножик вытащили.
– Кончили забаву! А ну-ка тихо! – мэр всех угомонил.
Теперь опять будет не до смеху. О-о-ох…
– Потрясли животами, и хватит. Делом займемся. Короче, все кому положено, высказались. Теперь подписи ставим. Сели все по местам!
И все сели.
Тюря листок берет и на Огородника косится:
– А если, Огородник, тут будет шесть подписей, ты тоже между нами и гаденышем встанешь?
– Я не знаю. Раньше думал: не встану, не буду препятствовать. Подлость сделаете – да. Грех совершите – да. Но все-таки это будет суд, а не расправа. Значит, такова воля Поселка. А теперь посмотрел на тебя и на прочих… Нет, не нужна мне в моем Поселке смертная казнь. Тут и без много способов потерять облик человеческий. Так что посмотрим, как дела пойдут.
И Тюря подпись свою поставил. А потом Бритый Эд поставил. Без разговоров. А потом еще Шляпа поставил. Сказал только:
– Собаке и смерть собачья.
И вот, понятно, все тоже подпишут. Настроение такое: раз одни подписались, значит, другие тоже подпишутся.
Следующим Хромой подписал. Улыбается Хромой, говорит:
– Здоровый у нас тут народ. Все понимают, что правильно и что неправильно… Вот только мне мало, ребята. Он тут людей наших косил направо и налево, а мы всего-навсего вздернем его… Несправедливо. Нет, я спрашиваю вас всех, есть тут справедливость? Мое мнение: как подпишем, надо бы посовещаться, – может, помучить его маленько? Чтоб легко и просто не ушел… Как думаете?
– Обсудим, – ответил ему Малютка, – а сейчас не задерживай бумагу, дальше двигай.
И пришла бумага ко мне…
А очень холодно, ужасно холодно. Кончики пальцев моих совсем-совсем замерзли. Почему это они все на меня накинулись? Зачем это я им понадобился? Надо бы им было найти большого человека и его спросить. А я – маленький человечек, как зеленая лягушечка под коряжкой…
«Цени, парень, ото всей роты один ты живой остался…»
Я хотел подписать, но сильно неудобно мне стало. Вот, Огородник – хороший человек, а ему не нравится прибить разбойника. А Вольф – плохой человек, очень злой. И Тюря злой, я знаю же. А Бритый еще хуже, он кусачий, как собаки были, когда еще были собаки. Ну, когда еще не съели всех собак. Вот. А Хромой – тот вообще расписной паразит. Шляпу я не знаю, а Малютку не поймешь, он хитрый. И всем им нравится разбойника прибить. Вот оно как. Один хороший против, три плохих за, и еще один за, которого не поймешь, и еще один за, которого я не знаю…
Ой-ой!
Чего сделать?
«Цени, парень, ото всей роты один ты живой остался…»
Побьют меня, если я не буду подписывать. Или совсем забьют, все мне попереломают. Вот.
А я сражался. Не хочу их больше пугаться. Если надо, я с ними тоже сражаться стану.
Чего мне хочется? Я чего хочу? Не Огородник чего хочет, и не Малютка чего хочет, и не Бритый чего хочет, и не все чего хотят, а я чего хочу? Ну… как… вот… я… я знаю, чего я не хочу, чего мне не нравится. Мне не нравится грубость и злобность. Я хочу тихости, и чтобы все были добрые. И никто бы никого не обижал. Ханна один раз сказала: «Экий ты кроткий!» Это не как крот, это такой милый, хороший, незлобный кто-нибудь. Не как собака. Какое хорошее слово! Кроткий… Вот, кроткий бы ни за что никого не убил… Один я ото всей роты остался. А вчера… вчера сколько народу поубивали? А еще раньше сколько народу померло разными способами, когда Мятеж был, и еще после Мятежа? Нет же, пусть еще одного не убьют, пусть еще один поживет…