Глава 1
Полнолуние смерти
Человек смертен, и его единственная возможность стать бессмертным состоит в том, чтобы оставить после себя нечто бессмертное.
Уильям Фолкнер
Осенняя ночь медленно опускалась на небольшой городок-наукоград, погружая его во власть первого дня фазы полнолуния. По древним поверьям, это был период наивысшей активности различных тёмных сил и энергий.
Огромная луна холодным блёклым свечением озаряла кромку дремучего леса, окружавшего городок. Вокруг стояла гробовая тишина. Лишь изредка её нарушали уханье совы да вой шакала. Стая летучих мышей, облетев опушку, растворилась во мраке ночи.
Густой зловещий туман окутал поляну. Озаряясь тусклыми лучами мертвенно-бледной луны, он переливался особым потусторонним свечением. Казалось, будто бы внутри него в своём дьявольском ритуальном танце кружат невидимые злые сущности.
Вдруг полумрак опушки, словно тонким лезвием, пронзила яркая искра, затем вспыхнуло пламя, которое очертило загадочный символ в виде круга со знаком бесконечности внутри. Свет костра озарил три человеческие фигуры, стоящие вокруг таинственного горящего символа на равноудалённом расстоянии. Люди были одеты в длинные балахоны, которые, подобно ветвям плакучей ивы, свисали вниз почти до земли. Лица участников таинства прикрывали огромные капюшоны, спущенные практически до подбородка. Пустые и безликие глаза, какие бывают у людей-зомби, смотрели вниз.
Все трое взяли друг друга за руки и начали хором произносить слова на неизвестном языке, чем-то напоминающем латынь. В какой-то момент в руках одного из участников ритуала сверкнул нож причудливой формы в виде того самого символа, по контурам которого пылало пламя.
Каждый поочерёдно перерезал вены на запястье человека, стоящего от него слева. После этого они снова взялись за руки и опустились на колени. Все движения были крайне выверены и синхронны, словно они совершались не людьми, а марионетками, нити которых двигала какая-то невидимая дьявольская сила.
Из зияющих ран струилась кровь. По извилистым желобкам почвенного покрова земли она медленно стекала в большую ало-багровую лужу, которая символически объединила в себе их кровавую плоть. Словно в разбитом зеркале, в ней отражались искривлённые лики участников таинства…
Прошло время. Ночь, полная сакральной энергии, сменилась ранним промёрзлым утром. Оно, словно требовательный художник, недовольный своим творением, лёгкими мазками смыло с поляны краски мистики и романтизма, обнажив мрачную картину фатальной бренности человеческого бытия, картину, которая и предстала перед взором приехавшей на место происшествия следственной группы.
Трое мертвецов в балахонах сидели на коленях со склонённым вперёд туловищем, образуя замкнутый круг. Руки каждого из них были плотно сомкнуты с руками соседа. Рядом с одним из трупов лежал окровавленный нож. На запястьях всех троих виднелись потёки крови.
Над умершими склонились сотрудники следственно-оперативной группы. Они вели фотосьёмку, с помощью кисточек, люминесцентных ламп и другого оборудования отыскивали следы и сухим криминалистическим языком описывали их в протоколе. Около каждого следа стояла табличка с порядковым номером.
Группу правоохранителей возглавлял худощавый мужчина среднего роста, лет сорока от роду, которого звали простым русским именем Григорий. Однако за философский склад ума и любовь к древнегреческой мудрости коллеги шутливо называли его Григориусом. В переводе с греческого Григорий означало «шустрый». Будто оправдывая семантическое значение этого имени, его обладатель постоянно проявлял несдержанную инициативность и недюжинную активность. Делал он это всегда и везде, даже там, где подобные качества были совсем неуместны, а порой оказывались и вредны. Однако в некоторых случаях именно они, вкупе с профессиональной дотошностью и назойливостью, приводили к раскрытию неочевидных, сложных и запутанных преступлений, в чём Григориус за долгие годы службы откровенно поднаторел.
Вот и на этот раз, несмотря на очевидные признаки самоубийства, шустрый следователь сразу же предположил инсценировку и начал упорно искать сторонников своей маловероятной версии среди членов следственно-оперативной группы. Первым под пресс его убеждений попал эксперт-криминалист. Это был мужчина предпенсионного возраста, с уже слегка заторможенными и замедленными, но всё ещё достаточно выверенными движениями. Он давно прошёл тот этап профессионального пути, когда хочется свернуть горы в криминалистике и проверять все, даже самые бредовые, экзотические и невероятные версии. Жизнь давно заставила его опираться только на голые факты. Иными словами, эксперт не пожелал искать чёрную кошку в тёмной комнате, исходя из того, что раз её не видно невооружённым взглядом – значит её там нет, поскольку иначе она бы дала о себе знать.
Тем не менее, даже зная характер и жизненные установки этого ворчливого человека, следователь отвёл его в сторону и принялся атаковать своими неубедительными сомнениями и пустыми доводами.
– Ну, что скажешь? – задумчиво спросил Григориус.
– Классический случай ритуального самоубийства, – уверенно ответил эксперт.
– А инсценировку исключаешь?
– Сам посуди. Местечко пустынное, накануне шёл небольшой дождь, поэтому следы на влажной почве отобразились отчётливо. Все они принадлежат этим трём чудакам да грибнику, который случайно забрёл сюда и обнаружил их. Больше здесь никого не было.
– А протекторы автомобиля поблизости искал? Может, их сюда привезли уже мёртвыми.
– Обижаешь, конечно, искал. Всё чисто, никаких транспортных средств здесь накануне точно не было. Смерть всех наступила примерно в одно и то же время – 5–8 часов назад. Видимых признаков насилия на телах умерших, кроме порезов в области запястий, не обнаружено. Характер и локализация кровоподтёков соответствуют положению тел в момент наступления смерти. Так что инсценировка самоубийства полностью исключается. Все следы указывают на то, что они добровольно убили друг друга.
– Хорошо, а мотивы? – переспросил следователь.
– А мотивы поищи сам. Наверное, какие-то сектанты, наркоманы или сумасшедшие.
– Ты прав, всё указывает на самоубийство. И всё же что-то мне подсказывает, что здесь не всё так гладко, как кажется, – неуверенно пробормотал следователь в последней робкой надежде посеять хоть одно зерно сомнения в почву сухих и рациональных выводов эксперта, в которых оно явно бы не проросло.
– Брось, выноси отказной и не заморачивай себе голову, – небрежно кинул эксперт и, сплюнув через левое плечо, направился паковать свой чемоданчик, чтобы побыстрее покинуть этот дьявольский маскарад.
Увидев бесперспективность дальнейшего общения с экспертом и желая найти хоть какую-то поддержку своей версии о жестоком убийстве, инсценированном под некриминальное событие, – следователь подошёл к стоящему неподалёку и выкуривающему уже четвёртую сигарету подряд оперативнику. Это был крупный мужчина плотного телосложения, с небольшим, слегла свисающим пивным животом. Ранее он профессионально занимался греко-римской борьбой, даже был чемпионом города в тяжёлом весе, однако после того, как достиг зрелого возраста, а с ним и прилично отошёл от пика физической формы, беспощадный Бог Олимпа отбросил его на задворки спортивной карьеры; затем мужчина, немного погоревав, не мудрствуя лукаво, подался работать сыщиком. Звали оперативника Валерий, однако за ним плотно закрепилось прозвище Валерьян. Произошло это не только и даже не столько благодаря аудиальной созвучности его клички с именем, а потому что мужчина имел настолько неординарно брутальный вид, что в ходе допроса ввергал не желающих откровенничать с ним подозреваемых в состояние шока, который для особо мнительных злодеев порой заканчивался даже обмороком, после чего бедняг приходилось отпаивать валерианой, пузырёк с которой он постоянно носил с собой на всякий случай. Таким образом, его успокаивающее прозвище, с одной стороны, гармонировало с его именем, а с другой – не менее органично вступало в диссонанс с его экстравагантной внешностью.