— Тебя трясет, — сказал Кай.
— Да, так и есть. Мое тело, — призналась я с сухим смешком, — сейчас страшно на меня злится. Но я не могу рисковать, когда речь идет о рукоятке.
При упоминании Меча справедливости он обмер.
— Думаешь, рукоятка чувствует такие вещи?
— Не знаю. Она ведь, как известно, предназначена для ангелов.
Мне до сих пор не было вполне ясно, что подразумевается в пророчестве под «чистотой сердца». Ангелы бесплотны, а у испов, как и у людей, душа и тело неразрывно связаны, нравится нам это или нет. Меч казался очень строгим, и поскольку речь шла об избавлении от власти повелителей, рисковать я не собиралась.
— Ты в порядке? — спросила я, поворачивая голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Он погладил меня по щеке, похоже, все еще удивленный, что может открыто позволить себе такую нежность.
— Обо мне не беспокойся. Я не хотел тебя расстроить.
Я обвила руками его шею и посмотрела ему прямо в глаза.
— А я не расстроена. Я люблю тебя. И хочу всего этого с тобой. Возможно, когда-нибудь?
Кай крепко зажмурился. Мне было понятно, в чем дело: он боялся надеяться. Встав на цыпочки, я поцеловала его в губы. Чем бы снять тяжесть с его души и улучшить настроение? А заодно отвлечь меня от мыслей о его губах в каждой точке моего тела?
— По-моему, мне нужен шоколад, — сказала я.
Кай рассмеялся.
— Можешь испечь мне шоколадных пирожных?
Он чуть отстранился и прищурился.
— Я?
— Ты уже смотрел, как я готовлю, теперь моя очередь.
Наградой мне была весьма обольстительная полуулыбка.
— Особые фирменные пирожные?
У меня перевернулось сердце.
— Я вовсе не шучу. — И я легонько ткнула его в живот — на самом деле зря, потому что мои чувства так и рвались с туго натянутого поводка, а мышцы живота у Кая были исключительно приятными на ощупь.
— То есть, тебе действительно нужно, чтобы ты могла их съесть?
Я снова взяла его за руку и повела в кухню. Если Марна и Джинджер научились управляться на кухне, то почему бы не научиться и Каю?
— Это сухая смесь, инструкция на коробке. А я дополнительно послежу, чтобы ты ничего не перепутал.
Я забралась на барную стойку и уселась на прохладной столешнице, свесив босые ноги.
— Вперед! — Я вручила Каю стоявшую рядом со мной коробку.
Он вздохнул и углубился в чтение. Спросил, как включить духовку, — я показала. Раздавил яйцо — что поделать, мужские руки, — но мы вдвоем аккуратно выбрали из теста все кусочки скорлупы. Наконец, шоколадные пирожные отправились в духовку, Кай собственноручно поставил таймер, и я захлопала в ладоши.
Он прислонился к плите. Судя по его виду, у него все еще было скверно на душе от произошедшего, и это мне не нравилось. Сама я тоже ощущала некоторую нервозность, в основном из-за опасений насчет рукоятки, но не хотела, чтобы они на всю ночь легли преградой между нами.
— А теперь, — подытожила я, — надо прибрать за собой. Лучшая часть процесса! Миска!
И, проведя пальцем по внутренней поверхности миски, слизнула с его кончика тесто. Каидан взглянул на липкую субстанцию и, чуть поколебавшись, последовал моему примеру. Вскоре мы уже соревновались, кто быстрее, со смехом отпихивая друг друга локтями. Я отвлекла Каидана, засунув ему в ухо мокрый палец, и последняя порция шоколада досталась мне.
— Э, так нечестно, — пожаловался он, вытирая ухо о рукав футболки.
К этому моменту я уже хохотала вовсю. А он еще раньше оказался у меня между коленями, и, поскольку я сидела высоко, наши глаза находились на одном уровне. Я попробовала отстраниться, но он удержал меня, положив руки мне на колени.
— Все в порядке. Сейчас я себя контролирую.
Сейчас.
Мои пальцы вцепились в край столешницы, — иначе бы я не удержалась, — а кончик его пальца пробежал вниз по моей переносице и дальше до подбородка, вокруг него, потом вернулся погладить родинку над губой. Эта ласка наполнила меня ощущением жизни во всем ее великолепии.
— Анна, ты даже не понимаешь, что со мной делаешь.
Еще как понимаю.
Не помню, кто сделал первое движение, но это неважно. Важна была всепоглощающая нежность наших встретившихся губ. Я почувствовала его неуверенность, заметила, как он сдерживает себя, и шепнула:
— Все в порядке, Кай. Мы будем осторожны.
— Я, — пообещал он, — не допущу, чтобы это снова зашло так далеко.
Мое сердце наполнилось разочарованием по поводу того, что мы не сможем получить, но я кивнула.
И, подавшись вперед, прижалась к нему всем телом и обняла его за шею, а его руки сомкнулись у меня на спине. Какое-то время мы с игривой нежностью хватали друг друга губами, а потом я провела по нижней губе Кая языком, в точности как он на колесе обозрения. В ответ откуда-то из глубины его горла раздалось довольное рычание, и его рот завладел моим, целуя так глубоко, что все мои мысли испарились, оставив место только ощущениям.
Затем он обхватил меня крепче и поднял со стойки, так что мои ноги, обвивая его поясницу, сомкнулись у него на спине.
— Мы, — повторил он мои слова, — будем осторожны.
— Да, — ответила я, и наши губы вновь соединились.
Так, не отрывая губ, он вместе со мной дошел до спальни и лег на кровать.
Мы целовались, катаясь по ней, сплетаясь руками и ногами и соприкасаясь каждым дюймом обнаженной кожи. Энергия била в нас через край, я не понимала, где я и который час.
Жизнь часто сравнивают с водной стихией: человек как бы рыба, а вокруг — море возможностей. Но для испов в том же самом море возможностей не было: нас держали в садке, и либо мы подчинялись требованиям акул, либо акулы нас съедали. Лишь здесь и сейчас мы вырвались в уединенную бухту, куда акулам было не забраться. Крохотное и недолговечое убежище, но оно помогало нам выплыть и дарило радость.
Когда мы остановились передохнуть и взглянули друг на друга, я захихикала.
— Ну и прическа у тебя! — Волосы Кая по всей голове стояли дыбом. Я стала разбирать их пальцами, а он улыбался. — Я люблю тебя, — прошептала я.
Он закрыл глаза и запечатлел у меня на губах еще один нежный, словно шелк, поцелуй. С такими поцелуями не надо было слов.
Мы легли на бок лицом друг к другу, подперев голову локтями. Одно мое колено покоилось между его ног. Я провела рукой по собственным волосам — сзади, конечно, образовалось воронье гнездо.
Я вдруг смутилась.
— А тебе это не… скучно?
— Что? — Его рука, лежавшая у меня на бедре, напряглась, он выглядел чуть ли не оскорбленным.