Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000 - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Коткин cтр.№ 47

Предвидели ли защитники принципов экономической свободы и глобальной интеграции, что в конце концов столь значительную часть мировой экономики сконцентрируют в своих руках именно государства (особенно те из них, что контролируются авторитарными лидерами и шейхами)? Национальные фонды благосостояния как последняя стадия капитализма, сказал бы Ленин. Главной целью российских инвестиций оставалась Европа, в том числе бывшие советские сателлиты. Однако и Азия с Африкой находились в поле зрения российского бизнеса— много воды утекло с тех пор, как Советский Союз интересовался главным образом освободительными и гражданскими войнами на этих континентах. Российские компании появлялись и на американском инвестиционном рынке. «Русские идут!»— могли сказать повсюду в мире— и на этот раз это была бы правда.

Главной возможностью для России оставалась глобализация. Однако эта возможность не допускала самоуспокоенности. В 1970-х, когда цены на нефть также взлетели до небес, Брежнев мог пережить клиническую смерть, быть воскрешенным и занимать свой пост еще долгие годы. Медведев и Путин— даже если цены на нефть не рухнут— не могут позволить себе роскоши вернуться в блаженные советские времена, когда разбухшая от нефтяных барышей элита пировала во время чумы, пока Китай был занят исключительно самим собой. В 2008-м Китай в день экспортировал больше, чем за весь 1978 год. Пытающаяся держать все под контролем кремлевская автократия, сколько бы она ни считала себя «суверенной» у себя дома, никогда не будет распространена на остальной мир. Даже те российские компании, главным собственником которых выступало государство, занимали средства и размещали акции на международном финансовом рынке, становясь объектом воздействия внешних инвесторов и регуляторов. Они могли выполнять свои обязательства, лишь увеличивая прибыль и долю рынка. Созданные в России по французскому образцу крупные корпорации— «национальные (но в условиях глобализации— по факту интернациональные) лидеры» в авиации, судостроении, металлургии, атомной энергии, нанотехнологиях и космической сфере— предназначены были именно для повышения конкурентоспособности российской экономики. Но менеджмент этих корпораций, как и менеджмент Газпрома и Роснефти, должен был идти нога в ногу с конкурентами на мировом рынке— или потерпеть на нем крах.

Рыночный ленинизм

«Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!»; «Ленин живее всех живых!» Такие вездесущие лозунги в числе прочих украшали многие советские здания. Но в отличие от других, эти два необъяснимым образом оказались истинными. Ленин по-прежнему периодически возвращается, чтобы проинспектировать творение своих рук. Вспомним, что именно чтение Ленина еще при жизни Сталина сформировало мышление молодого Михаила Горбачева, а после смерти Сталина вновь и вновь воздействовало на бесчисленное множество советских людей. В послесталинскую эпоху могло показаться, что главная загадка заключается в том, сможет ли Советский Союз реформироваться. Но эта формулировка была неверной. Вопрос следовало ставить таким образом: учитывая перемены в капиталистическом мире в результате Второй мировой войны (от фашизма и Великой депрессии к демократии и консюмеризму среднего класса), сможет ли советский социализм стать на путь реформ, которые сделают его более конкурентным и стабильным в международном отношении? Ответ на этот вопрос, как показали драматические события 1989–1991 годов, оказался недвусмысленно отрицательным, поскольку опробованный путь реформ— социализм с человеческим лицом, воспринимавшийся как возврат к ленинским истокам,— был саморазрушительным. Но несмотря на это, ленинизм в скорректированной форме продолжал существовать. Китай начиная с конца 1970-х демонстрировал, что существует стабильный и безопасный путь реформ, проводимых компартией: усиление ее политического контроля и одновременно переход к рыночной экономике.

В отличие от российского нэпа 1920-х, который был частичным и временным отходом от нерыночной экономики, Китай Дэн Сяо­пина уверенно продвигался к полномасштабному капитализму. Советский же истеблишмент— и реформистский, и консервативный— был не готов к такому шагу вплоть до тех пор, когда уже не стало слишком поздно. Но в то время как горбачевское возрождение ленинизма не сработало— или скорее сработало настолько хорошо, что сам ленинизм исчез,— китайский рыночный ленинизм работал как в сказке. В 2008 году Китай без опоры на какие-либо институты правового государства имел позади уже три десятилетия экономического роста по 10% ежегодно, что доказывало: страна может добиться очень значительных успехов, открывшись лишь экономической глобализации и сопротивляясь соответствующей политической трансформации. Сегодняшняя Россия, во многом подобно Китаю, сочетала относительно открытую рыночную экономику, интегрированную в глобальный рынок, с авторитарной (немного в меньшей степени, чем в Китае) политической системой. В итоге возникла новая загадка: способен ли авторитаризм в ориентированной на рынок России оставаться стабильным в условиях, когда большинство наиболее богатых и могущественных стран мира представляют собой демократические и правовые государственные системы?

Ни одна страна, которой нефть приносила более трети экспортных доходов, так и не смогла совершить прочного перехода к настоящей демократии. Россия в основном стала тем, чем и должна была стать,— и будет оставаться такой вплоть до тех пор, пока альтернативные формы энергии не заменят в глобальном масштабе нефть и газ. И все же подобно тому, как демократии отличаются друг от друга по качеству управления, так и авторитаризм существует во множестве вариантов, более или менее эффективных с точки зрения разно­образных вызовов, которые современность предъявляет к управлению, более или менее гибких и способных к адаптации. Долговременные превратности рыночного ленинизма в России (после заката социализма) или в Китае нам еще только предстоит увидеть, даже если до сей поры их признаки еще не проявили себя. Разумеется, между этими двумя гигантами существовали важные различия. В Китае Ленин (как и Мао) оставался источником легитимности. Российская власть практиковала нечто близкое ленинистской монополистической политике, но для нынешних обитателей Кремля Ленин, по-прежнему лежащий в гранитном Мавзолее на Красной площади, олицетворяет собой лишь катастрофическое прошлое.

В геополитическом отношении российская элита наблюдала, как либеральные державы вместо того, чтобы осуществлять давление на Китай, вынуждены демонстрировать ему знаки внимания благодаря его экономической мощи и национальному благосостоянию. Однако Москва склонна упускать из виду, что, добиваясь международного веса, Китай преуменьшал свои амбиции. Пекин, в отличие от Москвы, не ренационализировал свои природные ресурсы— нефть, газ, уголь— и другие крупномасштабные стратегические отрасли экономики, потому что китайское государство в свое время не спешило приватизировать их, зато вынуждало крупные государственные компании улучшать свои экономические показатели, ставя их в условия жесткой конкуренции на внутреннем и международном рынках и признавая, что страна не может модернизироваться без Европы и США. Разумеется, многие в Китае, как и в Москве, подозревали Соединенные Штаты в некоем заговоре с целью установить контроль над всей планетой и не давать другим странам развиваться. Однако в отличие от Москвы Пекин шел на многочисленные компромиссы с Вашингтоном (существовавшие внутри страны националистические настроения скорее, наоборот, вызывали жесткую реакцию со стороны китайских властей). Российская же правящая элита, кажется, так и не пожелала усвоить то, что можно назвать азами геополитики: все великие державы (как демократические, так и авторитарные), которые пытались действовать в одиночку, без союзников или выступать против США (Германия, Япония, Советский Союз), проигрывали, а те, что налаживали тесное сотрудничество с Вашингтоном, в общем развивались довольно успешно.