Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000 - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Коткин cтр.№ 25

Помощники трех руководителей трудились почти все последующие сутки. В полдень 8 декабря они неожиданно решили связаться с Назарбаевым, который, как оказалось, в этот момент летел в Москву на встречу с Горбачевым, назначенную на 9-е число. В итоге без Назарбаева три лидера славянских республик объявили, что, «поскольку СССР прекращает свое существование», они решили создать Содружество независимых государств. Для СНГ не было предусмотрено ни общего парламента, ни президента, ни гражданства— лишь расплывчатое обещание совместно работать над коллективной безопасностью. Шушкевичу поручили позвонить Горбачеву— но лишь после того, как Ельцин сообщил о результатах встречи президенту США Джорджу Бушу. Незадолго до августовского путча Буш произнес в Киеве свою «chicken-Kiev speech», в которой предупреждал об опасности «самоубийственного национализма». Однако при этом Вашингтон дал понять украинским руководителям, что после референдума 1 декабря он признает независимую Украину. Горбачев, как всегда, полагался на то, что «Запад нам поможет». Однако Буш лишь стал одним из последних оппортунистов, отказавшихся от поддержки Союза и переметнувшихся на сторону новых республик.

10 декабря, после провозглашения СНГ, Горбачев, формально все еще являвшийся верховным главнокомандующим, обратился за поддержкой к высшему военному руководству страны, но генералы уже на следующий день приняли президента России и предпочли поддержать того как реальную власть и единственную надежду спасения единых вооруженных сил. 21 декабря во встрече глав республик, собравшихся в столице Казахстана для расширения аморфного СНГ, приняли участие 11 руководителей республик— всех, кроме Грузии, Литвы, Латвии и Эстонии.

Лидеры среднеазиатских республик, Беларуси и России рассчитывали (каждый из них имел на то свои причины), что СНГ станет работающим образованием, тогда как украинское руководство желало лишь окончательно похоронить Союз, который собравшиеся формально распустили. Двумя днями позже Горбачев встретился с Ельциным и согласился уйти в отставку с поста президента СССР. 25 декабря над Кремлем был спущен красный флаг с серпом и молотом и поднят российский триколор. 27 декабря, за четыре дня до даты, назначенной Горбачеву для освобождения его кремлевского кабинета, ему домой позвонил секретарь его приемной и сообщил, что Ельцин с двумя своими товарищами вторгся в вожделенный кабинет и распил там с ними победную бутылку виски. Было 8:30 утра.

На протяжении долгого времени культивируя страх перед «консерваторами», Горбачев гипнотизировал и запугивал своих предполагаемых противников-аппаратчиков на различных партийных форумах. Пытаясь вдохнуть новую жизнь в советскую систему, он завлек их на территорию, о которой они никогда и не помышляли. Они ненавидели его за это, но без него были просто бессильны. После того как в конце 1990-го он сблизился с ними, но лишь ненадолго, почти окончательно отдалившись в апреле 1991-го, они наконец начали действовать самостоятельно. Но весь их план был основан на его гипотетическом желании к ним присоединиться!

Ельцин был человеком другого сорта. Окажись он на месте Горбачева, он был бы съеден аппаратчиками заживо. Но зато ему удалось получить то, на что Горбачев никогда не решался претендовать: власть, основанную на доверии избирателей. И если мемуары Ельцина не способны скрыть того факта, что Горбачев, пусть и неохотно, но предоставил ему как возможность стать российским президентом, так и почву для бесконечных нападок на советский истеблишмент, то Горбачев в своих воспоминаниях не в состоянии замаскировать необоснованное высокомерие: он, всемирно известный укротитель истеблишмента, был вытеснен на задворки столь безыскусным противником. В конечном счете, российский президент оказался слишком озлобленным, а советский— слишком высокомерным для того, чтобы договориться и в той или иной форме сохранить Союз. Но именно их взаимодополняющие роли и способствовали исчезновению столь опасного и хорошо вооруженного полицейского государства.

Возвращаясь к путчу, некоторые комментаторы отмечали, что «неспособность» запертого в Форосе Горбачева вырваться из-под ареста и некоторая сбивчивость его рассказов о моменте, когда он был лишен связи с внешним миром, наводят на мысль о занятой им выжидательной позиции. Заместитель Генерального прокурора России Е. К. Лисов, возглавлявший расследование обстоятельств путча, пришел к выводу, что хотя Горбачев ни прямо, ни косвенно не давал понять, что сочувствует заговорщикам, они тем не менее решили, что через несколько дней он может присоединиться к ним. Может быть, у нас никогда не будет полной картины произошедшего во время путча. Важнее иметь в виду то, что Горбачев не раз мог бы попробовать ввести в стране военное положение, но так и не пошел на это.

Пораженный осознанием того, что его политика обновления социализма привела к ликвидации всей системы, Горбачев так или иначе смирился с произошедшим. В своих самоуверенных, избирательных и зачастую неточных воспоминаниях он изображает свое согласие принять случившееся тем, что оно было частью его собственной стратегии— неискренняя и, в конечном счете, бессмысленная попытка! Кровавый распад Югославии и последующие карьеры Слободана Милошевича, Франьо Туджмана и всех их более мелких приспешников всегда будут вызывать содрогание при одной мысли о том, как могли бы повернуться события на одной шестой части суши.

Глава 5. Выживание и каннибализм в индустриальном поясе

Прошлое [советской экономики] запечатлено в структуре и размещении капитальных вложений, в состоянии дорог и железнодорожных путей, в размере и типе заводов, в распределении рабочей силы и видах использующегося топлива и руды. Сколь бы прекрасны ни были руководитель и реформы, они не в состоянии исправить за время жизни одного поколения то, на формирование чего ушло два.

Танэ Густафсон, специалист по России (1989)

«Я думаю,— сказал Иван Володе,— что у нас самая богатая в мире страна».

«Почему?»— спросил Володя.

«Потому что вот уже почти шестьдесят лет все что-нибудь воруют, и при этом еще не все разворовано».

Хедрик Смит. Русские (1976)

В конце «сказки» Джорджа Оруэлла «Скотный двор» (1945) происходят примечательные события. Вспомните: свергнув в ходе Великого Восстания мистера Джонса, животные с фермы «Усадьба» начали строить новый мир— мир без насилия и эксплуатации. Однако вскоре взявшие на себя руководство фермой свиньи объявили, что они отныне будут жить не в общем хлеву, а в бывшем господском доме. Они стали носить одежду и ходить на задних лапах. Все это, уверяли свиньи, полностью соответствует духу Восстания и в любом случае просто необходимо, поскольку все окрестные фермы по-прежнему управляются настроенными крайне враждебно людьми. Вскоре на Скотный двор действительно напал соседний фермер, мистер Фредерик, со своими людьми. Заключив союз с другим соседом, мистером Пилкингтоном, обитателям Скотного двора удалось отразить это нападение.

Чтобы отпраздновать нелегкую победу, свиньи пригласили на ферму своих союзников-людей. Исполненные любопытства, остальные животные, жизнь которых была очень нелегка, но полна чувства гордости (ведь они были обитателями единственной в мире фермы, которой владеют и управляют сами животные!), сгрудились у окон бывшего господского особняка. Заглядывая внутрь, они обнаружили, что между свиньями и людьми появилось какое-то сверхъестественное сходство. Подслушали они и комплимент мистера Пилкингтона главной свинье, Наполеону (во французском переводе— Цезарю), за образцовое ведение хозяйства, ведь у него «рабочий скот трудится больше, а потребляет пищи меньше, чем на какой-либо другой ферме в округе». Благодарный Наполеон прохрюкал, что животные только что приняли решение заменить революционное, но уже устаревшее название фермы (Скотный двор) и вернуться к прежнему (ферма «Усадьба»).