– Я была отвратительной подругой, – сказала я.
– Да брось. Ты спрашивала.
– Да, но мгновенно забывала ответы.
– Причины веские. Если бы вокруг меня творилась такая жесть, я бы тоже мало интересовалась городскими сплетнями.
– О да. Они листовками весь город обклеили. Ты стала легендой.
– Не напоминай. – Аннабет поморщилась.
– А я подставила Лорелей… интересно, ее отпустили или все же помурыжили?
Мы посмеялись над Лорелей и поболтали о какой-то ерунде, но я все равно чувствовала себя виноватой. И, несмотря на показную уверенность, что Аннабет отделается наказанием, до ледяных рук испугалась, что ее отчислят. Если это произойдет, я просто останусь без друзей. Что же придумать? Может, поговорить с Кейманом? Хотя после вчерашнего слушать меня он не станет.
– Ты теперь меня стыдишься? – вдруг спросила Аннабет.
– Что? Нет, конечно нет.
Я помолчала, подумав.
– Что такое бедность, я знаю. Мы с мамой никогда не жили богато, и я злилась на нее. За то, что она не получила образование, что могла работать только на низкоквалифицированной работе. В школе, где я училась, была одна девочка… из богатой семьи. У нее тоже были проблемы с обучаемостью, она плохо говорила и, как следствие, плохо училась. Но у ее родителей были деньги, и ее возили на дельфинотерапию, в дорогущие лечебные комплексы. Я не понимала, что мы пришли из другого мира и, по сути, выживали и прятались. И всю среднюю школу клялась себе, что выучусь и найду хорошую работу.
– А потом?
– А потом мама умерла. И я поняла, что все не так просто. Откладывая учебу, ты застреваешь. Бежишь за морковкой, работаешь больше, драишь номера в гостинице и каждый день себе обещаешь, что накопишь на колледж, но это уже просто самоуспокоение. Оказавшись здесь, я ухватилась за первую попавшуюся возможность не возвращаться снова в это состояние, когда приходится работать до потери пульса, возвращаться домой и без сил падать в постель. Так что я тебя понимаю. Не могу сказать, что одобряю, но понимаю.
– Сходишь со мной к Кросту? – спросила Аннабет.
Мы дождались, когда адепты разойдутся из столовой, чтобы собрать как можно меньше заинтересованных взглядов. К счастью, за окном снова начался дождь, так что во дворе никого не было. Кое-как закрывая куртками головы, мы добежали до преподавательского корпуса и сели на диване в коридоре. От кабинета Кеймана нас отделяла небольшая приемная, но секретаря в такое время уже не было.
– Страшно. – Аннабет нервно теребила край пиджака. – Делл, а тебе со мной можно?
– Это вряд ли. Подожди здесь, я попробую послушать. Интересно, мэр уже ушел?
Стараясь ступать бесшумно, я прокралась через приемную и приникла к двери. Вряд ли для Кеймана представлялось сложным почувствовать мое присутствие, но сейчас его явно занимали другие дела. Сначала мне не удалось разобрать слова, но затем голос Кеймана стал громче.
– …переплюнула даже ди Файра. Я не в восторге от этой системы, но ты тоже училась, неужели потребность в деньгах настолько огромна, что может толкнуть на воровство?
– Потребность в деньгах обусловлена не нехваткой. А невозможностью стать своей.
Собеседником Кеймана была Яспера. А значит, мэр уже ушел. Интересно, Аннабет будут распекать в присутствии магистра Ванджерии?
– Ладно, демон с ней, готовь приказ на отчисление.
– Девочку отправят в закрытую школу.
– Что ты мне предлагаешь? Покрывать воровство? Пусть скажет спасибо, что отправится в закрытую школу, а не в тюрьму. И что мы компенсируем все последствия ее выходки.
У меня перехватило дыхание, а в груди болезненно сжалось сердце. Неужели Аннабет действительно отчислят? Хотя этого стоило ожидать. Воровать – это не драться на спортивном поле со старшекурсником и не работать моделью. Это преступление…
Я вдруг услышала свою фамилию и снова прислушалась.
– А почему тебя заботит Шторм? Она ничего не украла, она остается. Мы сейчас о Фейн говорим, не забыла?
– Ты сам сказал, что ей нужны друзья. А сейчас лишаешь ее их.
– А еще я сказал… так, погоди-ка.
Послышались шаги, и, прежде, чем я успела выскочить обратно в коридор, дверь кабинета открылась. Кейман с усталой мрачностью смотрел на меня сверху вниз, а я изображала максимально виноватое лицо.
– Извините. Я не подслушивала. Я хотела посмотреть, заняты ли вы.
– Зайди уж, – вздохнул он, пропуская меня в кабинет.
Ненавистный обжигающий взгляд Ясперы я уже научилась выдерживать с достоинством. Правда, вне стен аудитории стервозная магистр не сдерживалась. И если необходимость находиться со мной в одном помещении не диктовали правила, предпочитала сводить к нулю совместное времяпрепровождение. Поэтому едва я вошла, Яспера поднялась.
– Пойду готовить приказ. Дайте знать, если понадоблюсь.
Дверь за Ясперой закрылась. Мы с Кейманом смотрели друг на друга. Я с осторожностью – вдруг влетит за то, что подслушивала, а он равнодушно.
– Ну, давай, – сказал магистр. – Приводи аргументы.
– Какие?
– Не знаю. Ты ведь пришла уговаривать меня оставить Фейн в школе.
– Вообще я просто пришла с Аннабет, чтобы ее поддержать. А у меня есть шанс уговорить вас?
– Ты знала?
– Нет. Она говорила, что где-то работает, но скрывала от нас с Эйгеном, где именно.
– И ты считаешь, что я должен ее простить, отправить протирать полки на чердаке и на месяц ограничить развлечения?
– Нет, – тихо вздохнула я.
– Тогда скажи, зачем пришла.
– Вы же сами сказали зайти.
– Да, но ты могла позвать подругу. Но зашла одна. Потому что надеешься меня уломать. Так объясни почему.
От этого ответа зависело очень многое, почему-то я поняла по взгляду Кеймана, что он не просто для галочки ждет ответ. И для разнообразия решила сказать правду:
– Просто она моя подруга. Я хочу ей добра.
– Думаешь, оставить ее в школе будет добром?
– Альтернативу вы описывали. Она мне не нравится. Аннабет… она исправится, я клянусь! Она перестанет.
– Проблема в том, что перестать – недостаточно. Она уже начала. А значит, будут и последствия.
Он помолчал, я нервно оглянулась на дверь, не зная, значит это, что разговор окончен, или мне дадут повторную попытку. Но Кейман вдруг кивнул:
– Хорошо. Я найду способ оставить Аннабет Фейн в школе. Но это значит, что она сделает ровно то, что я скажу. Как, впрочем, и ты.
Открыв ящик стола, Кейман извлек из него вещь, при виде которой мои щеки залил румянец: браслет, что накануне я ему вернула. Медленно, давая мне возможность осознать, Крост подвинул его ко мне. Бусины неприятно царапнули по лаковой поверхности стола.