Дыхание Салли становится поверхностным, и он начинает затаскивать ее на пластмассовый лист. Действовать нужно быстро. Выскользнув из-под матраса, я ползу по полу на животе у него за спиной. Я почти доползаю до стула, когда вдруг раздается какой-то грохот. Моя ручка. Выпала из кармана пальто. Черт.
– Это еще что? – говорит он.
Подскочив на ноги, он оборачивается. Мне негде спрятаться. Глаза у меня расширяются.
– Какого хрена? – кричит он.
Он прикладывает руку к груди, и я, воспользовавшись его замешательством, хватаю стул, но его нога вдруг оказывается на моей руке.
– Нет, не смей, – говорит он, сверля меня взглядом.
– Кейт, прошу тебя, – шепчет Салли. – Не надо. Не сопротивляйся.
Но я должна. Я буду бороться с этим человеком до последних сил. Отвернув голову, я поднимаюсь на ноги и пинаю стул в сторону. Он мне не нужен. Похоже, Пол безоружен. Решил, что оружие ему больше не потребуется.
– Я тебя не боюсь, – говорю я, глядя ему в глаза. – Потому что я не маленькая девочка. Это ведь твой фетиш, да? Маленькие девочки?
Салли всхлипывает, и мне хочется подойти к ней и заверить, что мы отсюда выберемся, что все будет хорошо.
– А ну прочь с дороги, чокнутая тварь! – ревет он, хватая меня за волосы и швыряя на пол. – Ты должна быть мертва.
Я с трудом поднимаюсь на ноги и, когда он снова на меня налетает, пытаюсь пнуть в пах. Но промахиваюсь, и он хватает меня и с силой ударяет об пол.
– Вот что я тебе скажу, Кейт, – говорит он, садясь мне на грудь и обхватывая меня руками за шею. – От тебя не так-то просто избавиться. Даже чертовы таблетки не помогли.
– Таблетки? – шепчу я, когда его руки сдавливают мое горло.
– Ага, ты ведь любишь таблетки, не правда ли? – говорит он. – Чего я только не нашел у тебя в сумке. Наркоша из тебя что надо, а? Похоже, твое тело к ним привыкло, иначе я не знаю, в чем дело.
– О чем ты? – хриплю я, хватаясь пальцами за его руки.
– Помнишь тот случай в пабе, – говорит он, приближая свое лицо к моему, – когда у тебя сорвало крышу на улице? А наши уютные посиделки с бутылкой красного? А чаек на пляже? Должен сказать, для журналиста, работающего в горячих точках, ты немного глуповата, иначе стала бы ты оставлять свои напитки без присмотра?
– Ты пытался меня отравить? – выдыхаю я, бешено пытаясь оторвать его руки от своей шеи.
– Ты не оставила мне выбора, – отвечает он. – Нечего было совать свой нос куда не надо. Я пытался тебя остановить, но ты здоровая как бык. Но это и немудрено: нужно быть жестокой стервой, чтобы сделать то, что сделала ты.
– О чем ты говоришь?
Он кивает и улыбается.
– Салли мне все рассказала, – говорит он, прижимаясь губами к моей щеке. Он немного ослабляет хватку. – О том, что произошло, когда вы были детьми. Большую семейную тайну.
– Пол, не надо, – из угла стонет Салли. – Прошу тебя, не надо.
– Заткнись, тварь! – шипит он. – Ты сама мне рассказала. Ты же ее ненавидела за то, что она сделала.
– Что я сделала? – спрашиваю я, смотря ему в глаза. Я хочу, чтобы он знал, что я его не боюсь. – Скажи мне, ну? Что я сделала?
Сильнее сжимая мое горло, он резко приближает свое лицо к моему.
– Ты убила своего маленького братика, – шипит он. – Твой отец рассказал об этом Салли, когда она была ребенком. Это был не несчастный случай. Ты держала его под водой, пока он не захлебнулся. Подлая тварь.
Нет. Неправда. Он все это придумал. Мне удается выдернуть одну руку.
– Ты лжешь, больной ублюдок! – кричу я, поднимая свободную руку к его лицу.
Но он оказывается быстрее, хватает мою голову и ударяет об пол. Все тело немеет.
– Тварь, чертова убийца! – орет он.
Я чувствую привкус крови во рту, когда моя голова снова ударяется об бетон, и, закрыв глаза, жду следующего удара. Но так и не дожидаюсь. Вместо этого, его руки отпускают мою шею, и он наваливается на меня всем своим весом.
Открыв глаза, я вижу, как он скатывается на пол; надо мной стоит она, а в руках у нее деревянный стул.
– Ханна! – вскрикиваю я.
– Прости, – говорит она, губы у нее дрожат. – Прости меня.
Пол не двигается.
– Все хорошо, – говорю я, поднимаясь на ноги. – Тебе не за что извиняться, милая. Теперь все кончено. Все кончено.
Словно в тумане я смотрю на его лежащее тело. Он не двигается, но, наклонившись, я слышу слабое дыхание. Хорошо. Я хочу, чтобы он поплатился за содеянное. Схватив веревку, которой была связана Ханна, я связываю ему руки.
– Кейт.
Салли. Я подбегаю к ней; когда я беру ее за руку, наверху раздаются шаги, и я испытываю облегчение.
– Все хорошо, – говорю я. – «Скорая» уже здесь. Сейчас тебя осмотрят, и сразу станет легче.
– Нет, – выговаривает она, сжимая мою руку. – Не могу дышать.
Ее веки тяжелеют, и кожа становится холодной.
– Можешь, – говорю я, поглаживая ее по рукам, чтобы согреть. – Все кончено, Салли. Ты теперь в безопасности. Обещаю.
Она смотрит на меня. Глаза у нее стекленеют. Я знаю этот взгляд. Так же смотрел на меня Нидаль, когда я подняла его с тротуара.
– Нет, Салли! – кричу я, неистово растирая ее руки. – Не умирай! «Скорая» уже здесь! Ханна здесь, и у тебя такой прекрасный внук. У тебя есть столько причин, чтобы жить.
– Прости, – улыбаясь, говорит она. – Прости меня.
– За что простить? – ласково спрашиваю я. – Тебе не за что извиняться.
– Надо было тебя впустить, – дрожащим голосом говорит она. – Тогда в саду… надо было тебя впустить… Он сказал… Прости.
– Все хорошо, – говорю я. – Это уже неважно.
И я правда так думаю. Все обиды, что разделяли нас с Салли, вдруг растаяли. Мы обе были жертвами нашего отца, только по-разному. Как же я раньше этого не замечала?
– Есть тут кто?
Голос. Женский. Сверху.
– Да! – кричу я. – Вниз по ступенькам! Быстрее!
– «Скорая» уже здесь, Салли, – говорю я, поворачиваясь к ней. – Салли?
Она неподвижна. Совершенно неподвижна.
Я хватаю ее и начинаю трясти.
– Салли, проснись! – кричу я. – Пожалуйста, проснись. «Скорая» здесь!
Я слышу шаги, кто-то спускается по деревянным ступенькам.
– Нет! – кричу я. – Не умирай! Проснись!
– Мисс, прошу вас отойти, – говорит женский голос у меня за спиной. – Вам придется ее отпустить.
Я делаю, как велит женщина, и смотрю, как тело Салли окружают врачи «Скорой помощи». Но реанимационный набор, который они принесли с собой, лежит, ненужный, на полу. Они смотрят друг на друга, а затем на меня. Вместе с этим взглядом приходит осознание, и мой крик наполняет подвал, сад и весь этот проклятый город.