Винный сноб - читать онлайн книгу. Автор: Бьянка Боскер cтр.№ 89

К моменту этого последнего испытания я уже почти год интенсивно изучала вино и всевозможные вкусы. Я продемонстрировала, что способна выполнять функции сомелье, в обеденном зале ресторана, на экзамене в Совете мастеров сомелье, на слепых дегустациях. Мое умение оценивать и распознавать вина вслепую оценивалось как хорошее и даже отличное, как сказал мой бывший инструктор по слепой дегустации президент Американской ассоциации сомелье Эндрю Бэлл, пораженный скоростью моего прогресса. Если бы мне дали бокал вина из любого классического сорта винограда, я бы точно могла определить, что именно пью.

Однако я обнаружила, что энологическое мастерство – довольно скользкая тема. Я видела, как конкретные ожидания искажают наше восприятие, и неоднократно являлась свидетелем того, что главную роль в настройке наших чувств играет мозг. Хотя поначалу я задумывалась о существовании суперчувствительных носов и языков, сомневаться больше не приходилось: самые знающие сомелье вовсе не обладают особыми физическими данными, т. е. у них не в десять раз больше вкусовых сосочков, чем у обычных людей, и нет тысяч дополнительных генов обонятельных рецепторов. Их уникальные способности объясняются особенностями обработки сенсорной информации. Они более интенсивно воспринимают и анализируют все вкусы и ароматы, и этот фильтр все меняет.

В моих поисках энологического мастерства оставался последний рубеж – мозг. Ученые установили, чем мозг профессионального энофила отличается от мозга обычного человека. Пришло время выяснить, к какой из этих двух категорий относился мой.

* * *

Получить изображения своего мозга не так просто, как кажется, и я с удивлением узнала, что без разрешения не могу заглянуть даже в собственную голову. В результате плотного общения с учеными от Стокгольма до Чикаго я, наконец, смогла попасть внутрь аппарата фМРТ в рамках одного уже начатого исследования в области вкусовых ощущений. Руководил им профессор Ён-Ан Чонг из госпиталя святой Марии в южно-корейском – да-да! – городе Инчхоне. Сын-Чхик Ю, старший преподаватель радиологии в Гарвардской медицинской школе, часто сотрудничавший с командой госпиталя святой Марии, тщательно просмотрел протоколы предыдущих исследований с участием сомелье, и Ён-Ан согласился максимально воспроизвести их формат, чтобы помочь мне в этой финальной слепой дегустации. Я полетела в Южную Корею на встречу с жизнерадостным и неутомимо любознательным Сын-Чхиком, чьи исследования варьировались от моделирования кожи на трехмерном принтере до подключения крысиного мозга к человеческому, чтобы проверить возможность управления животным посредством мыслей. Сын-Чхик рассказал, что загорелся страстью к биомедицине еще в детстве, когда увидел искусственное сердце на обложке Time. «Эта картинка возбудила какие-то центры в моей лимбической системе», – сказал он (как я позже узнала, лимбическая система – это часть мозга, отвечающая за наши эмоции и мотивацию). Приглашая меня на ланч, он предложил: «Давайте скормим своему мозгу немного глюкозы». Так что для меня он был идеальным помощником.

Сын-Чхик провел меня через парковку госпиталя святой Марии, где между автомобилями сновали пациенты – прямо в пижамах и с капельницами. Мы спустились в помещение, расположенное на цокольном этаже. Там меня уложили на узкую пластмассовую скамью, заезжавшую внутрь аппарата фМРТ. Наверное, я заметно нервничала, потому что Сын-Чхик заверил меня, что не стоит бояться низкого гудения магнитов, и рассказал, что парочка его знакомых аспирантов использовала этот звук в своих музыкальных композициях.

Я действительно нервничала, но не из-за хищного гула и постукиваний томографа. Меня беспокоила прежде всего собственная нервозность. Группа мужчин в белых халатах собиралась заглянуть в мою голову, и мне было не по себе от того, что перед ними во всей красе предстанет мое беспокойство, которое и в хорошие-то дни зашкаливает. Но больше всего меня пугало то, что после года интенсивного, изматывающего и самозабвенного обучения мозг сейчас подведет меня и покажет себя дилетантом и бездарным тупицей.

Я закрыла глаза и, сжав зубами резиновую трубку, попыталась очистить сознание от мыслей. Сын-Чхик и его коллеги сканировали меня, пока я «катала» во рту и глотала разные образцы вина, затем просканировали мозг контрольного пациента – обыкновенной любительницы вина моего пола и примерно такого же возраста, – пока она точно так же «жевала» во рту и проглатывала вино. Как и участники прошлых экспериментов, мы обе отвечали на несколько вопросов по каждому образцу вина. Ученые из госпиталя святой Марии пообещали обработать данные и сравнить активность моего мозга с активностью мозга контрольного пациента.

Через несколько недель Сын-Чхик сообщил, что результаты готовы, и я примчалась в его бостонский офис. Когда я приехала, он усадил меня на соседний стул и принялся нажимать кнопки на клавиатуре, отыскивая мои файлы. На экране возникло ужасающее изображение моей собственной безволосой, отделенной от туловища головы, вращающейся на сером фоне – дармовой кошмарик от великодушного томографа. «Что бы они там ни обнаружили, могло быть и хуже: твоя голова хотя бы по-прежнему на месте», – подумала я.

Сын-Чхик вывел на экран сетку черно-белых снимков мозга – более девяноста разных изображений. На многих снимках были заметны оранжевые, желтые и красные пятна, и Сын-Чхик поспешил объяснить, на что я смотрю. Как и авторы прошлых исследований, они с коллегами сравнили интенсивность работы различных участков мозга у меня и у контрольного пациента, и те вкрапления цвета, которые я видела на экране, указывали на зоны моего мозга с наибольшей степенью активности. Сын-Чхик выделил небольшое красное пятно: оно означало, что мой язык двигался энергичнее, чем у контрольной девушки. Мне стало неловко от того, что посторонние люди узнали обо мне столь интимные подробности – все равно что увидели меня голой.

Первое исследование с использованием фМРТ, проведенное в 2005 году, показало, что при дегустации вина три ключевых участка мозга сомелье демонстрируют большую активность, чем у непрофессионалов. Два из этих участков – орбитофронтальная кора левого полушария и левая островковая доля – как полагают, участвуют в обработке запахов, вкусов и другой сенсорной информации, после чего превращают ее в мысленный образ аромата. Обе области также задействованы в выполнении сложных задач, таких как принятие решений и дедуктивный анализ, а также определение степени ценности и приятности вкусового ощущения. В последнем случае особенно примечательна роль островковой доли. По мнению ученых, данная часть мозга, долгое время не изучавшаяся, относится к тем факторам, которые позволяют нам отличаться от животных. Она придает эмоциональную и культурную значимость сенсорному опыту: неприятный запах вызывает отвращение, ласка пробуждает влечение к сексуальному партнеру, красивая нота заставляет восхищаться голосом певца, а при виде человека, режущего себе палец ножом, просыпается чувство жалости и сострадания. Повреждение данного участка мозга может помешать нам прочитать эмоции, заложенные в джазовой импровизации и в протяжном плаче скрипки. В этом месте тело соединяется с разумом и сенсорное ощущение превращается в осознанную мысль. Другими словами, островная доля играет решающую роль в осмысливании окружающего мира.