– Ирина Андреевна, горю этой мадам я сочувствовать не могу, ибо муж ее попал туда, где давно должен был оказаться, и приобретет она больше, чем потеряла. Но мы не должны забывать, что настоящей жертвой халатности стала медсестра, и вот ее родные имеют полное право заявить свое отношение к поступку доктора Ордынцева.
Что ж, военрук прав, а это значит, что сегодня они точно ничего не решат.
Ладно, сейчас заслушаем независимого эксперта-психиатра, который скажет, что Владимир Вениаминович проворонил все, что только мог, объявим перерыв до завтра, секретарю накажем обеспечить явку свидетелей любой ценой, а сами поедем домой и после обеда уже не вернемся. И дома мы не будем ни секунды думать, кто прав, кто виноват. Вообще выбросим из головы и просто назначим то наказание, которое потребуют родственники погибшей Красильниковой, ибо хоть суд и должен быть беспристрастным, а у потерпевших тоже есть права и их надо уважать. Прекрасный план!
Показания психиатра оказались именно такими, как она думала. Белая горячка редко начинается с бурной агрессии, обычно ей предшествует период невыносимой тоски, угнетения, потом начинаются различного рода галлюцинации, и только после, не получив помощи, больной впадает в буйство. Если пациент не предъявляет жалоб, то на этот случай есть соматические маркеры – тремор, потливость, на которые врач обязан обратить внимание. «Если бы Ордынцев сделал обход, он обязательно бы насторожился, – резюмировал эксперт, – возможно, не принял бы необходимых мер, но сестру бы непременно предупредил».
– И что бы она сделала?
– Как минимум не позволила бы больному подойти к себе так близко и убить себя так, что никто во всем отделении этого не слышал.
Что ж, перспектива для Ордынцева вырисовывалась не самая радужная. Ирина на его месте уже бежала бы из города, только пятки бы сверкали. Никто не вступился за несчастного разгильдяя, интересно почему?
Такой отвратительный специалист? Но в таком случае кто мешал убрать его с заведования? Убийство во вверенном тебе отделении да еще во время твоего дежурства – можно ли для понижения в должности придумать повод шикарнее? Наверное, можно, но очень трудно. Почему же администрация позволила ему еще почти целый год занимать руководящую должность? Блатной? Или все-таки руководство не захотело жертвовать отличным специалистом из-за одной ошибки?
В карьере Ирины пока не было фатальных промахов, но она понимала, что настанет день, когда она тоже ошибется. Может быть, даже в этом деле, такая будет ирония судьбы – на медицинскую ошибку наложится юридическая.
Например, оправдает Ордынцева, и он, воодушевленный чувством собственной неуязвимости, совсем распоясается и отправит на тот свет кучу народа. Как ей потом людям в глаза смотреть?
Ей-богу, лучше бы председатель ей какого-нибудь маньячилу очередного расписал!
Ирина надеялась, что не страдает высокомерием и не считает своих подсудимых недочеловеками. Да, интеллигентные культурные люди на скамью подсудимых садились довольно редко, в основном приходилось иметь дело с товарищами, не развитыми ни умственно, ни духовно, и, положа руку на сердце, большой симпатии они не вызывали. Ими невозможно было восхищаться и даже мало-мальски уважать, да и сочувствовать получалось далеко не всегда, но Ирина понимала: она судит этих людей не потому, что лучше их, ни в коем случае. Просто она знает закон и облечена властью, вот и все.
И в подавляющем большинстве случаев Ирина понимала, какое наказание будет справедливым для вора или убийцы, и они сознавали, что получают по заслугам, и шли на зону, которая была для них не каким-то фантастическим местом из параллельной вселенной, а обыденной частью бытия.
Трудная и ответственная, но понятная работа. Даже когда судила Кирилла, и то было проще, там всего лишь следовало разобраться, доказана его вина или нет.
А тут все ясно, а что делать – бог его знает. Год лишения свободы за отнятую по твоей беспечности жизнь, казалось бы, не так уж и много. Только надо понимать, что для врача это не просто рядовой эпизод в криминальной биографии, а крушение всех планов и надежд. Криминальный элемент с детства учит тюремные порядки и обычаи, знает блатной этикет, который построже, чем у английского королевского двора, словом, ориентируется в обстановке. А врач попадает в незнакомую и крайне агрессивную среду, и там чистая лотерея. Возьмут тебя работать в больничку или нет, попадешь к отморозкам или к приличным людям… В результате может так получиться, что назначенный ею год обернется смертным приговором.
Так что ж, пожурить и простить? И совесть будет чиста? Ведь Ордынцев не хотел ничего плохого, просто замотался на работе. Ладно, а если замотается командир подводной лодки и случайно, по запарке, нажмет не ту кнопку и выпустит ракету, которая уничтожит целый город? Его тоже надо будет отпустить, потому что он просто устал и хотел как лучше? Там халатность унесла тысячи жизней, а здесь – всего одну. Но можно ли обесценивать эту жизнь, непрожитые годы, боль близких только потому, что она всего одна?
Ирина со вздохом покачала головой. Кошкин с Бимицем ускакали радостные, как школьники после вопля «училка заболела», а она слегка задержалась, укладывая в сумку бумаги, с которыми собиралась поработать дома. Скорее всего, это будет бессмысленное таскание тяжестей туда и обратно, но попробовать стоит.
Она застегивала пальто, когда в дверь кабинета постучали, и вошла статная пожилая дама.
– Надеюсь, я не опоздала, – произнесла она внушительно.
Ирина пожала плечами.
– Я вас не ждала.
– Я имею в виду, что вы еще не вынесли приговор товарищу Ордынцеву.
– Завтра.
– Я буду. Но сейчас хотелось бы поговорить с вами вот о чем, – дама кашлянула и поправила прическу из седых подсиненных волос, похожую на парик времен Людовика XIV.
Ирина всегда завидовала людям, которые, когда хотят поговорить, абсолютно уверены, что их станут слушать, поэтому не стала препираться, а жестом предложила даме сесть.
– Дело в том, что я учительница Кости Ордынцева, сына подсудимого, и, что бы он там ни натворил, ради ребенка прошу вас вынести ему наказание, не связанное с лишением свободы.
– Вот как? И почему же?
– Костя в три года потерял мать, и разлука с отцом станет для него серьезным потрясением.
Ирина нахмурилась. Ордынцев, стало быть, вдовец… Как она могла проворонить этот момент? Нет, ясно, что перед вынесением приговора она бы тщательно изучила все обстоятельства, но почему молчал сам подсудимый? Да он должен был изо всех сил давить на эту педаль, безостановочно орать, что отец-одиночка. А он на вопрос о семейном положении просто сказал, что был женат и имеет восьмилетнего сына. В современном мире трактуется это однозначно – развелся, ребенок остался с матерью.
– И что же, он сам воспитывает сына?
– Да. Не скажу, что я в восторге от его методов, но как умеет, так и воспитывает.