Грязные войны буржуинов - читать онлайн книгу. Автор: Елена Пономарева cтр.№ 33

Шестое отличие ЦР от классических революций заключается в том, что т. н. момент «Х» связан либо с выборами, либо с требованиями их досрочного проведения. Выборы – это именно то событие, которое позволяет оппозиции вывести максимально возможное количество недовольных на улицу. Причем, подготовка к этому начинается задолго до самих выборов и осуществляется, как правило, по двум сценариям. Первый – если выборы еще не объявлены, существующий режим объявляется нелегитимным и диктаторским. В случае проявления им слабости, следует требование отставки руководства страны, происходит формирование переходного правительства и объявление внеочередных выборов (Тунис, Египет). Если же режим, поддерживаемый большинством населения, не сдается, то на авансцену выступают вооруженные бандформирования, активно поддерживаемые из-за рубежа (Ливия, Сирия).

Второй сценарий используется в ходе очередной предвыборной кампании. В этом случае задолго до выборов «революционеры» заранее обвиняют власти в фальсификации ее итогов и заявляют о своей победе. Развитие этого сценария предусматривает как минимум два способа смены режима: мирный и относительно мирный.

Мирный – отмена Конституционным Судом итогов выборов и переголосование (Украина-2004). Относительно мирный – переход полицейских сил на сторону оппозиции, армия и другие силовые структуры занимают нейтрально-выжидательную позицию, захват и даже поджог зданий парламента или ЦИКа, изоляция или арест прежних руководителей страны (Сербия, Грузия, Киргизия).

Седьмой особенностью ЦР является совершенно новая, в отличие от классических революций, роль внешних сил. Они не только финансируют организаторов революции в течение нескольких лет до ее осуществления. Это, как мы знаем, имело место в России начала ХХ в., а также в странах Латинской Америки и Ближнего Востока в 1960-1970-е годы. Новая роль внешних сил проявляется в следующем. Во-первых, подготовка ЦР заключается в особой работе внешних структур среди всех слоев населения в стране-мишени, причем открыто, публично. В самом общем смысле ее можно обозначить как реализацию концепции «мягкой силы». Это настолько важная и сложная проблема, что фактору soft power в «цветных революциях» будет посвящена отдельная статья.

Во-вторых, внешние игроки (США, страны НАТО, ЛАГ) присваивают и активно используют статус верховного арбитра, определяющего легитимность режима. Например, объявляют легитимными действия оппозиции, даже если они нарушают закон, а действия власти по своей защите – нелегитимными. В-третьих, это, фактически, открытое вмешательство во внутренние дела страны-мишени сначала на экономическом и политическом уровне, а если возникает необходимость, то и военным способом. Прежде всего, это организация переговоров власти и оппозиции и участие в них не в качестве нейтрального посредника, а на стороне последней. Наконец, предъявление ультиматума действующей власти, используя зависимость правящей элиты от этих внешних сил (вклады в банках, недвижимость за рубежом).

В-четвертых, внешние силы тесным образом работают, «подкармливают», пестуют ту часть старой элиты, которая в предыдущие периоды была у власти, потом была отправлена в отставку, затаила обиду, но с огромным удовольствием вернулась бы обратно во власть, поэтому пользуясь удобным случаем и поддерживаемая извне перешла в оппозицию. У этой оппозиции в лице бывших министров есть союзники в числе министров нынешних, которые в решающий момент могут перейти на сторону оппозиции. В-пятых, внешние игроки четко следят за тем, чтобы в случае победы «революционеров», геополитическая и геоэкономическая ориентации произошла в пользу той внешней силы, которая финансировала и легитимизировала ЦР.

Цвета и символы «цветных революций»

Особую роль в цветных революциях играют собственно цвет и символы, т. к. именно знаковые системы, в отличие от содержательной вербальной коммуникации, воздействуют на глубокие сферы психики (предсознание и подсознание). Политтехнологи прекрасно понимают значение символов. Поэтому выбор «красной розы» или «красного тюльпана» в качестве символа революции вовсе не случаен.

Во-первых, знаковые системы продуцируют простые (архаичные) генеральные эмоции (например, ярость, отвращение, блаженство, страх), которые подавляют или возбуждают волевые действия. Главное, они не стимулируют целенаправленную деятельность. Соответственно, в войне, социальной или религиозной революции роль знаковых систем хотя и не определяющая, но весьма значительная, т. к. они формируют настроение масс. Более того, в отдельных элементах стратегии (психическая атака) от них может зависеть исход всей операции.

Во-вторых, знаковые системы актуализируют социальный опыт (личный, родовой, этнический, конфессиональный, сословный, национальный) и вызывают тем самым отзвук, который побуждает к самоидентификации, к выбору и, наконец, к поступку. Таким образом, символ становится опознавательным знаком, обозначает соратников и выявляет противников, как бы физически консолидирует сообщество в конкретном пространстве и времени.

Как отмечал в своих выступлениях К.А. Черемных, если сообщество (религиозная структура, этнос, нация) консолидируется под воздействием внешнего игрока, т. е. манипулируется к консолидации, семантическое оформление зависит от целеполагания субъекта и от характера управления, которое может быть прямым, опосредованным, косвенным. При этом даже при опосредованном управлении субъект манипуляции не заинтересован в возникновении дополнительного идентификационного поля. Соответственно, наличие или отсутствие такого элемента, как клятва, присяга в семантическом инструментарии революции, может быть как индикатором ее субъектности, так и, напротив, суррогатности. Следует отметить, что дискурс «подлинности революции» вносится субъектом в мыслящее пространство объекта вполне целенаправленно, что очевидно, например, при сопоставлении сербского, украинского и египетского опыта.

Еще одно важное уточнение относительно роли и значения зрительных образов. Зрительный опыт, как и обонятельный, вкусовой, тактильный и элементарный звуковой, является более архаичной структурой в сравнении с опытом вербальным. Именно поэтому воздействие на зрительный анализатор, особенно, в сочетании с элементарными звуками, более инструментально и эффективно для навязывания желаемого поведения индивиду или массе, чем вербальное воздействие. Для быстрого и максимально широкого охвата населения в технологиях ЦР активно используются демонстрации элементарного цветового или графического знака (например, белый кулак в круге на черном фоне – символ белградской «революции», который впоследствии использовали в Украине, Киргизии, Египте) или зрелища: шествия, флэш-мобы, «кольца», разного рода акции, транслируемые по социальным сетям.

Зрелище особо важный, но и более сложный в сравнении с символикой, технологический прием. Он продуцирует коллективное чувство – синтонию, формирующее новое качество отношений между объектами воздействия, т. е. зрителями. Кроме того, ролевое зрелище (например, театр, кино, акты самосожжения, передаваемые по социальным сетям) дополняет синтонию самоидентификацией с героем или усвоение страсти героя. В результате, «завороженность» конкретным действием может изменить восприятие реальности. К тому же, развитие современных технологий позволяет серьезным образом усилить эффект невротической синтонии. Например, сформировать или усилить ощущение ущербности собственной истории, своей страны, национального опыта. Именно этот прием практиковался в перестроечные годы посредством разного рода публикаций, уничижающий и уничтожающих опыт нашей страны, фильмов, типа «Покаяния» или «Так жить нельзя». В современных условиях внедрение коммуникативных программ быстрого общения (форумы, социальные сети, живые журналы, блоги и т. п.) серьезным образом повышает внушаемость. Это происходит, в частности, потому, что в реальности люди начинают переходить на «птичий язык», свойственный виртуальности – наступает т. н. деградантная синтония.